Душегуб

Между тем в поселке царила тяжелая атмосфера напряженности человеческих эмоций, вызванных трагическим происшествием с Кишкелсом. Жителей в Залесье было не так много — около трехсот человек, поэтому так или иначе все здесь друг друга знали, были друзьями, родственниками, поэтому горе каждого воспринималось и переживалось, как личное. Залесчане, как и другие граждане страны, исправно, если не покорно, выполнявшие свои многочисленные обязанности перед государством, которые государство считает их повинностью, чувствовали себя в который раз обманутыми. Подобно овцам, они привыкли следовать за тем, кто определял их судьбы. Хорошо они никогда не жили и знали, что жить хорошо никогда не будут, поскольку, как показывало время, обещания лучшего властями так и оставались обещаниями, в этом была суть политики и политиков, ими управлявших. И все же жители Залесья продолжали надеяться на некую справедливость и отмщение за свое горе, несбывшиеся надежды и потери. И, как в грозовом небе сгущающиеся тучи должны обязательно пролиться и вызвать разряд электричества, как поднимающийся градус пара может вот-вот создать опасность взрыва, так и их злость за случившееся с Кишкелсом, ожидание возмездия также могли перерасти в людское волнение. Это очень хорошо понимал Нексин, старавшийся хоть как-то удовлетворить их жажду мести.

К концу рабочего дня он написал на листке распоряжение, касающееся случая с Кишкелсом. В нем Нексин указал, что «отстраняет от занимаемой должности главного инженера Резника». Свое решение мотивировал тем, что, во-первых, проведенной в лесхозе проверкой уже установлены факты грубого нарушения Резником трудовой дисциплины и норм безопасности, что прямо связано со смертью Кишкелса; во-вторых, возбуждено уголовное дело по данному происшествию. Он вышел в приемную и отдал записку Борец. Она прочитала распоряжение, и на ее лице Нексин увидел испуг.

— Что-то не так, Нина Викторовна? — спросил Нексин.

— Да нет… Все правильно…

— Тогда печатайте, я сейчас же подпишу, и копию немедля повесьте на доске объявлений. По возможности скорее этот приказ доведите и до родственников Кишкелса, пусть о нем знают в Залесье… Так должно быть… Мне сдается, вы подумали о том, что Резник будет возражать или в суде обжалует приказ?.. Пусть только попробует!.. Нарушения с его стороны налицо!.. И смерть работника налицо!.. Резника даже слушать не будут. — Нексин задумался. — Да, и вот еще что прошу сделать: сходите к Либерсу и скажите, что завтра встречи с его знакомым бизнесменом не будет, пусть перенесет ее на среду. Я думаю, он и сам это понимает, поскольку, как я знаю, Кишкелса привезут в вашу церковь… Меня завтра вообще не будет в Залесье, потому как срочно просят приехать в область… Траурное мероприятие, с вашей, надеюсь, помощью, пройдет нормально.

— Я все сделаю, — сказала Борец.

Нексин вернулся к себе в кабинет. Он солгал, как всегда, когда ему было нужно; не стал говорить Борец о настоящей причине того, почему его не будет на похоронах и во время прощания с усопшим, с чем каждый когда-то сталкивается. Причина была в том, что обстановка похорон на него действовала настолько угнетающе и у него это вызывало навязчивое состояние страха, как у большинства истеричных по своему характеру людей, что он по нескольку дней мог находиться в тяжелейшей депрессии и даже испытывать физическое недомогание. Нексин всячески старался избегать присутствия на похоронах. Он и теперь, сидя за столом, лишь только представил, что ему нужно будет завтра присутствовать на печальной церемонии, видеть траурную процессию, а в особенности покойника, как у него началось легкое головокружение и тахикардия, стало не хватать воздуха, он побледнел и вспотел — таковы были соматические следствия его страха похорон. Чтобы не стало хуже и сменить обстановку, он быстро встал, оделся и чуть ли не выбежал на улицу мимо удивленной Борец. Нексин пытался бороться с болезнью, переживая, как бы не появились и другие навязчивые фобии. В последнее время ему казалось, что у него стало получаться, он понимал, что все дело в его силе воли, в настрое, которые следует тренировать и не давать себе расслабляться, когда того требует какая-то ситуация. И даже на охоту на косуль он вызвался не без того, чтобы приучать себя к виду убитого животного; он убедил себя после той охоты, что у него стала появляться уверенность в себе, смог выдержать сцену с умирающей косулей. Но на похороны Кишкелса идти себя заставить не мог.

Во дворе конторы лесхоза было безлюдно. Погода стояла тихая и безветренная; воздух был теплым и влажным, и в нем чувствовалось приближение весны; с пасмурного неба падали редкие снежинки и тут же, на темном асфальте, подтаивали, ложась белым покровом только на холодной обочине.