Душегуб

Перебрав к концу рабочего дня два десятка папок с личными делами, Нексин решил, что более подходящего кандидата на «своего человека» в лесхозе, чем Борец, нет. «Работает она здесь давно, – думал он, – а это значит, что хорошо знает каждого работника, ведь неспроста намекнула, что готова дополнительно предоставить информацию по каждому сотруднику. Опять же она некрасивая, поэтому, скорее всего, завидует красавицам сотрудницам и готова уже за одно это им мстить; а с другой стороны, следуя поговорке «Не родись красивой, а счастливой», должна сильно стараться, чтобы не потерять то, что имеет, – свою должность, которая ей, видимо, дороже всего на свете. Для этого должна выслуживаться, быть, если нужно, угодливой». Одним словом, Борец ему вполне подходила.

Часы показывали, что рабочий день закончился; за окном начало темнеть, и Нексин включил электричество. В сумрачном кабинете, окна которого выходили на лес, стоящий стеной в полусотне метров от конторы, было очень тихо. Никто его во второй половине дня ни разу не побеспокоил, не зазвонил телефон на столе. Нексин знал, что это Борец не позволила никому заглянуть, и такая мелочь, как и то, что обстановка здесь полностью зависит от него, директора лесхоза, что все и дальше будет, как он скажет, ему очень понравилась. Он осторожно вышел в приемную и увидел, как Борец, уставшая от его бесконечных требований, навалившись на стол, дремлет. Услышала Нексина и, резко вскочив, выпалила:

– Алексей Иванович, к вам хотели попасть наши сотрудники, что-то случилось с рабочим-лесорубом, травмировал то ли руку, то ли ногу, но говорят, что не сильно… Могу для вас уточнить… Но я сказала, чтобы сначала решали все с главным инженером… Еще звонили с телевидения. Корреспондент – это была женщина, – простите, не успела записать ее данные, сказала, что планирует приехать к нам, чтобы снять сюжет о лесхозе и взять интервью у директора. Я всем сказала, что вас нет, все вопросы завтра.

– Вы сделали правильно, Нина Викторовна, травматизмом в первую очередь должен заниматься Резник, как главный инженер, а вот с корреспондентом нужно было меня соединить. Впрочем, – он тут же изменил свое мнение, – это хорошо, что не соединили… – Нексин не стал ей говорить о том, что такой звонок его мог застать врасплох, чего он не любил, и не потому даже, что по телефону начал бы давать интервью, – это было исключено, – а его никак не устраивал сам факт его неподготовленности даже к предварительному разговору, в котором мог что-то не так сказать. Он должен сам сначала расспросить корреспондента, что за задание, какая цель репортажа, какие нужны условия для съемки и прочее.

Интервью для него всегда было непростым делом, к ним он готовился, старался ближе познакомиться и с репортером, и режиссером. Благо, что такое интервью было сродни кино, в котором, в отличие от театра, можно было сколько угодно раз переделать тот или иной эпизод, добиваясь большего эффекта. Поэтому Нексин терпеть не мог спонтанности и импровизации, его интервью были всегда постановочными, поэтому и выглядели прилично. Не должно было быть исключения и сейчас. Он понимал, как важно для него, человека, которого многие знали в лицо, а теперь вдруг увидят на экране в непривычной обстановке, чтобы интервью в новой должности приятно удивило людей и вызвало к нему интерес. «Любопытно, – задумался Нексин, – кто надоумил корреспондента обратиться в лесхоз?» Нексин еще раз для себя сделал вывод, что Борец – необходимый ему человек и сказал:

– Я вами сегодня доволен. Надеюсь, что будем и дальше единомышленниками. Нина Викторовна, идите домой.

После его слов Борец зарделась; ее улыбающийся, от уха до уха, широкий рот, растянулся еще больше, она заговорщически произнесла:

– Я буду очень стараться.