Душегуб из Нью-Йорка

– Морган Локхид. Но ему его не выдали, ведь мы отправили с борта парохода сообщение по беспроволочному телеграфу, что груз № 3390, прибывший в порт Нью-Йорка на судне «Балтимор», следует задержать до решения вопроса о его принадлежности.

– Что ж, получается, Баркли и собаку свою задушил, и сам жене про адюльтер поведал? А она из-за этого чуть горничную не зарезала? А потом в Праге насыпал себе сульфата морфия в виски, чтобы умереть? – с хитрым прищуром спросил Ардашев.

Войта расправил усы и с торжествующим видом спросил:

– А кто знает, что это случилось на самом деле? Да, может, у него и жены никакой нет, и собаки… Он всё это выдумал. А с морфием – да, слегка перестарался, но зато какой эффект! Он – потерпевший, жертва преступления. – Войта хитро подмигнул и добавил: – Я предвижу ваш вопрос насчёт того американца, жившего в берлинском отеле и оставившего квитанцию об оплате доставки еды в номер с сочетанием букв «M. Woo…», и, отвечая на него, скажу: да, это был американец, но не Морлок вовсе.

– А как вы объясните вырванный лист в книге регистрации посетителей этого отеля?

– И тут всё понятно: портье заселил какого-то гостя, а деньги присвоил. И чтобы скрыть это, вырвал лист с записями.

– Скажите, Вацлав, вы помните ту минуту, когда выбежали ко мне в тамбур вагона после исчезновения Эдгара?

– Конечно, как сейчас это вижу.

– Перед этим вы находились в купе с Баркли?

– Да.

– А теперь ответьте: Баркли покидал купе перед покушением на Эдгара или нет?

Войта опустил глаза, силясь вспомнить, но не смог. Он тёр виски и молчал.

– Этот момент выпал из моей памяти, – признался он. – Естественно, утром он выходил пару раз, но всякий раз возвращался. – Помощник поднял глаза на Ардашева и прошептал: – Неужели не понятно, что Баркли и потерял в тамбуре золотую восьмигранную монету с выставки в Сан-Франциско? Она выпала у него из кармана, когда он набросился на Эдгара. И Перкинса он отравил, после того как мы оставили его одного в ресторане «Беранёк» на Виноградах. Это и понятно. Ему стало скучно, поэтому он и поехал к Алану. Пил с ним, а потом всыпал ему в виски снотворного с примесью калифорнийской ядовитой смеси, предварительно отрезав кончик пакета маникюрными ножницами, чтобы в будущем обвинить Лилли. Разве нет? Мне кажется, загадка разгадана. И всё сходится!

– Сходится, да не совсем. Зачем тогда он обратился к нам за помощью?

– Ответ готов: чтобы у Алана, Эдгара и Лилли не было в отношении него никаких подозрений. Лилли, видимо, ещё на пароходе стала о чём-то догадываться и сообщила ему, что решила от него уйти. Она и ушла, – горько усмехнулся он, – но ненадолго.

– Вацлав, вы забыли главное: Баркли появился в нашем агентстве после рекомендации, полученной от управляющего «Легиа-банком» пана Шипа, который сказал ему, что мы лучшие не только во всей Чехословакии, но и в Европе. Зачем ему было так рисковать? В Праге хватает частных сыскных контор, сидящих без работы. Обратился бы к ним. И заплатил бы меньше, и шансов на обман детективов было бы больше, но он выбрал нас. Согласитесь, этот банкир не похож на идиота.

Войта вдруг стукнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– Я всё понял: Морган Локхид и Крафт в Стокгольме – одно и то же лицо! А Морлок – это совсем другой вымогатель, и Баркли тут ни при чём.

Клим Пантелеевич повернулся к уху помощника и прошептал:

– Я был бы вам крайне признателен, если бы вы не говорили так громко, да ещё на русском языке. Последние пять минут на нас с подозрением косится эта симпатичная мадам в форме охраны метро. Глядишь, ещё за большевиков нас примет и сдаст полиции. После сентябрьского взрыва на Уолл-стрит коммунистов тут не любят.

– Ой, простите, шеф, – прикрыв ладонью рот, прошептал помощник, – я и не заметил. Каюсь!

– Что касается документов на получателя золотого карго, то они скоро придут, и мы всё узнаем. Но, выдвигая разного рода гипотезы, вы неизбежно скатываетесь к тривиальному гаданию на кофейной гуще. А моё правило, как вам известно, иное…

– Никогда не торопиться с выводами и выкладывать мозаику совершенного преступления до тех пор, пока на место не станет последний кусочек, – со вздохом закончил фразу помощник.

– Вы абсолютно правы.

Ардашев поднялся.

– Вот и наша станция. Выходим, друг мой.

Выбравшись на свет божий, Клим Пантелеевич остановился и, указав на небоскрёб, украшенный рекламой The Procter & Gamble Company, сказал:

– Вот и добрались. Нам на самый верх, на двенадцатый этаж[58]. Пятьсот шестьдесят второй офис.

– Надеюсь, там есть лифт, – с опаской вымолвил Войта. – Хотя и они иногда падают.