Душегуб (СИ)

Он изобразил растерянную задумчивость.

— Вроде бы… Да…

Мария заторопилась.

— Мы пойдём, матушка. Мы не смеем вам мешать… Пойдём, Ваня, пойдём.

— Стойте, — скомандовала Варвара. — Ваня, иди сюда. Садись, — подала ему верхний журнальчик. — Читай.

Видимо, она ждала медленного чтения по буквам начинающего грамотея.

Денис начал нормально читать, невзирая на «яти» и «еры»:

— С прискорбием сообщаем вам, что четвёртого мая, сего года, скончалась вдовствующая императрица всея Руси Елизавета Алексеевна.

Поднял растерянные глаза на Варвару Ильиничну.

— А кто сейчас на царствовании?

— Сейчас никого, — вздохнула та. — Великий князь Константин отрёкся от престола… В других царствах люди убивают друг друга, лишь бы взойти на трон. А мы, русские, никому не нужны. Тут наоборот, никто не берёт на себя смелость править империей…

Спохватилась.

— Подожди! А кто тебя научил читать?

Денис растерянно посмотрел на мать, пожал плечами.

— Не знаю… Не помню.

— А писать можешь?

— Не знаю.

Барыня подошла к секретеру, достала лист бумаги, чернильницу, перо. Приказала:

— Пиши.

— Что именно?

— С прискорбием сообщаем вам, что четвертого мая… Мда… Пишешь ты быстро, но с ошибками… Считать умеешь?

Денис сначала удивился:

— Ну конечно.

Потом спохватился.

— Наверное.

— Хорошо. Пиши. Восемнадцать прибавить семнадцать.

— Тридцать пять. Это не надо писать, бумагу портить.

Варвара снова внимательно посмотрела на Марию, дёрнула бровью.

— Хорошо. Сто тридцать два прибавить двести тридцать один, сколько будет?

— Триста шестьдесят три, — тут же ответил Денис, и внутренне усмехнулся: «Детский сад».

— Это ты в уме посчитал?

— Да. А надо обязательно было записать?

— Хорошо… Тысяча восемьсот двадцать шесть, отнять тысяча восемьсот двенадцать.

— Четырнадцать, — снова в удивлении пожал плечами Денис. Он играл удивлённого пацана, который не понимает того, что с ним происходит, и чего от него хотят.

Эти испытания, возможно, продолжались бы ещё долго, но Дену надоело, и он болезненно поморщился.

Варвара спохватилась.

— Ладно, хватит. Иди домой, Ваня. Сегодня вечером я ещё приду осмотреть твои раны. А пока подумаю, относительно тебя…

И снова со значением посмотрела на Иванову мать.

Что ей могла объяснить эта женщина, крепостная крестьянка, безграмотная и забитая.

* * *

Три дня он валялся на лежанке, задницей кверху.

Два раза в день, утром и вечером, приходила хозяйка имения и обрабатывала его спину раствором спирта. Ничего не говорила. Так, пару ничего не значащих слов. Своего рода благотворительность.

Она попыталась намазать раны какой-то вонючей смесью, наверное, дёгтем. Но Денис попросил не делать этого, пусть раны подсыхают.

Он с утра осторожно выходил из избы, садился на чурочку и смотрел на деревню. Внешне это выглядело, как праздное созерцание. На самом деле он внимательно рассматривал расположение изб, оценивал количество скотины и птицы, подмечал некоторые несуразности.

Деревня производила нерадостное впечатление. Почерневшие избы, кривые крыши, крытые соломой, покосившиеся жердевые изгороди. Бедное селение. Безрадостный пейзаж. И крестьяне какие-то серые, пыльные и смурные.

То ли налогообложение неподъёмное, то ли менеджмент хреновый. А может — банально пьют.

Впрочем, в любом случае, начинать жизнь придётся отсюда.

И что-то, вдруг, захотелось ему покоя и несуетного существования. Устал он к своим сорока двум от хлопотной жизни охотника за головами.

На четвертый день Пётр напился.

Ближе к ночи, уже по темноте, дверь с грохотом открылась, и вот он, красавец. Стоит, покачиваясь и зыркая исподлобья. Видимо отец Ивана был из тех мужиков, что в пьяном угаре звереют.

Он подошел к лежащему сыну, сдёрнул с него серую простынку и приказал:

— Вставай!

— Зачем? — невозмутимо спросил Денис.

— Вставай, щенок! Батя горбатится, работает, а он разлёгся!

Денис вздохнул.

— Успокойся, батя. Не видишь — я болею.

— Ты!.. Ты как с отцом разговариваешь?!

Мария кинулась на защиту, встала между мужем и сыном, загородив Дениса. Петр пьяно ударил её кулаком в лицо, и мать упала навзничь головой к печи.

Денис вскочил, попытался подойти к матери, помочь ей встать. Но отец поймал его за руку.

— Пусть валяется, сука. А мы с тобой поговорим, щенок.

— Мда, Петя… Ты допрыгался.

На Денисов правый хук редко кто из тренированных мужиков успевал среагировать, а уж этот… Он просто как куль рухнул посреди избы. Дрыгнул пару раз ногами и затих.

Деня поднял мать. У той, видимо, было сотрясение мозга. Взял её на руки, отнёс на лежак.

— Лежи, мама, лежи. Не шевелись. Посмотри на мой палец.

Поводил у ней перед носом указательным… Да. Сотрясение.

— Ванечка… Ты его убил? Ваня, тебя же в приказ заберут…

— Да ну, мам. Убил!.. Ни черта ему не сделается… А если и убил — потеря невелика.

— Ванечка, посмотри. Посмотри, сынок, живой он или преставился.

Денис потрогал шейную артерию Петра.

— Живой, конечно. Спит спьяну.

— Ванечка, он тебя не простит. Он тебя проклянёт. Он злопамятный кобель…

— И что?… — криво ухмыльнулся тот. — Знаешь, мам, я и проклятый прекрасно проживу. Тебя тошнит?

— Да, поташнивает.

Денис приволок грязную бадью. На всякий случай.