Душекрад

Несколько чародейных стрел ударило в черный панцирь, кажется, не причинив существу ни малейшего вреда. А оно, тем временем, разинуло пасть, внутри которой можно было разглядеть клубящееся пламя.

— Все врассыпную! К стенам! — заорал Герман, и едва успел отпрыгнуть сам, как в то место, где он только что стоял, ударила струю жидкого пламени. Его окатила волна жара, словно из паровозной топки. В нос ударил отвратительный химический запах.

Рядом с Германом прижалось к стене хрупкое тело баронессы. Она с отвращением вытерла с лица выступивший пот.

— Так, сейчас, кажется, придется испачкать прогулочный костюм, — проговорила она, поджав губы. — Вы не представляете, сколько денег я на него потратила…

После этого она махнула рукой и исчезла, а секунду спустя щитомордень издал утробный вой, от которого едва не лопались барабанные перепонки, засучил суставчатыми ногами, поднял голову вверх, выбросив струю пламени. Еще мгновение, и баронесса вновь появилась рядом с Германом, но теперь вся она, с головы до ног была покрыта черной липкой кровью, отчего он едва не принял ее за демона и не ударил шпагой.

— Мерзость… — процедила она. — Тьфу… тьфу… худшее место, где я была в своей жизни.

Щитомордень, между тем, повалился на землю, а ноги его лишь слегка подергивались в последних конвульсиях. Кончики его жвал были теперь всего в паре шагов от Германа, а туша протянулась почти до самого портала.

Герман не стал медлить. Между ним и порталом была теперь только чернеющая туша мертвого щитомордня, и этим нужно было воспользоваться. Он бросился вперед и стал карабкаться по огромной, все еще обжигающе горячей морде вверх, опираясь на выросты в жвалах.

Пробежав по черной шершавой спине, Герман съехал вниз, в самую гущу тварей, кишевшей у самой стойки из черного стекла, и здесь уже оставалось только вытянуть руку вперед и… нет, только не это!

Дворянская шпага ни за что не желала снова появляться, повинуясь движению пальцев. Твари, сперва опешившие при его появлении и бросившиеся в рассыпную, собрались и атаковали, отбиваться же от них он мог только ногами. Клацанье зубов, торжествующий вой нечисти, Герман был уверен, что это последнее, что он услышит в своей жизни, как вдруг одну тварь отбросил назад удар голубой молнии. Таня, вся перепачканная черной кровью, со слипшимися от нее волосами, бежала следом за ним по спине демона.

Еще один удар молнии. Стеклянная колонна слегка оплавилась, но выдержала. Еще один удар, и снова ничего, только дымящийся след на черном стекле. Герман сделал глубокий вдох, закрыл глаза, выкрикнул что-то невнятное, пытаясь собрать внутри себя последние силы. Что заставляет его бороться? Может быть, лучше сдаться и дать Пудовскому построить тот новый мир, которого он жаждет? У Пудовского есть цель, а есть ли она у Германа? Он ведь так и не решил еще. Или решил?

И как только Герман сам ответил себе на этот вопрос, его пальцы со свистом исторгли из себя луч дворянской шпаги, вдвойне яркий в окутавшей все вокруг тьме.

Герман снова вскрикнул. Это было чудовищно больно. Непривычное к магии тело буквально вопило о том, что долго уже не выдержит, а с руки словно сдирали кожу. Но шпага появилась, и Герман взмахнул ею, врубаясь в черную оплавленную колонну.

Секунду ничего не происходило, а затем по колонне с резким противным звуком побежала змеящаяся трещина все выше, выше. Затем черное стекло лопнуло, брызнуло вокруг осколками, вся конструкция накренилась, а пурпурный свет внутри нее замерцал и побледнел.

В тот же миг откуда-то справа, со стороны управления, послышался низкий протяжный вой, в котором слились воедино ярость и отчаяние.

Глаза Германа заливал пот. С трудом разлепив их, он увидел сквозь кровавую пелену, как черный покров над головой источается, и как с неба внутрь него падают сразу три самолетных экипажа. Со стороны улицы послышалось многоголосое «ура!», загремели пушечные выстрелы, а еще мгновение спустя бывшее управление завода превратилось в огненный вихрь. В дело вступила высшая магия, и вскоре все было кончено.

Эпилог, в котором делается предложение, от которого нельзя отказаться

Утро выдалось ясным, и яркие солнечные зайчики заполнили собой богато отделанную приемную с мягкими диванами и хрустальными бокалами на ореховом столике. Герман, очень любивший и солнце, и богатые интерьеры, при других обстоятельствах чувствовал бы здесь себя восхитительно, но сейчас ему не давала покоя мысль о том, что будет дальше.

Целый день он провел под домашним арестом, охраняемый двумя жандармскими офицерами из тех, что штурмовали завод Пудовского. Затем, получив команду, они посадили его в пролетку, отконвоировали на вокзал и повезли в Петербург в отдельном вагоне. Все это ужасно напомнило ему недавний арест, хотя на сей раз обращались с ним куда лучше: не только наручники не надели, но даже и Узорешитель не отобрали. Однако чувствовалось: эти ребята в любой момент могут надеть на него не только наручники, но и петлю. Только прикажи.