Души теней

— Клод — мастер порки. Он изобрел одно приспособление. Он называет его «кошачьими усами», и оно позволяет одним ударом содрать кожу от шеи до бедер. Большинство людей умирают после десяти плетей. Но сегодня, боюсь, ему не удастся развлечься, — он улыбнулся, показав неожиданно белые и ровные зубы. Протянул ей чашу с золотыми конфетками. — Попробуй штучку перед наказанием.

Одинаково боясь и пробовать, и ослушаться, Елена взяла конфету и кинула в рот. Она хрустнула на зубах. Половина грецкого ореха! Вот что это за таинственные сласти. Половина ореха в сладком лимонном сиропе с перцем, покрытая съедобной золотой глазурью. Настоящая амброзия!

«Крестный отец» обращался к Дамону:

— Накажи ее, мальчик. Но не забудь научить ее скрывать мысли. Она слишком умна, чтобы пропасть здесь, в дешевом борделе. Но почему мне кажется, что стать знаменитой куртизанкой она тоже не хочет?

Прежде чем Дамон ответил или Елена встала, старик ушел. Носильщики отнесли его к единственной повозке, запряженной лошадьми.

К этому моменту спорящие старейшины, подстрекаемые молодым Дрозне, пришли к соглашению:

— Десять ударов. Она может не раздеваться, бить можешь ты. Но десять — наше последнее слово. Человек, договаривавшийся с тобой, права слова больше не имеет.

Один из старейшин, будто случайно, поднял за волосы отрубленную голову. На ней красовался венок из пыльных листьев — приготовление к банкету после церемонии.

Глаза Дамона полыхнули яростью, из-за которой все вокруг затряслось. Елена почувствовала, что его Сила рвется на свободу, как пантера с цепи. Ей казалось, что она говорит с ураганом, забрасывавшим каждое слово обратно в глотку.

— Я согласна.

— Что?

— Все кончено. Да… хозяин. Хватит споров. Я согласна.

Когда она распростерлась на ковре перед Дрозне, в толпе заплакали женщины и дети, а неприятные снаряды полетели в ухмыляющегося рабовладельца.

Шлейф платья лежал у нее за спиной, как фата, перламутровая ткань мерцала багровым в кровавом солнечном свете. Узел волос развалился, и они облаком окутали плечи — Дамону пришлось убрать их. Он весь дрожал. От ярости. Елена не осмелилась взглянуть на него, помня, что их разумы связаны. Она вспомнила о том, что должна принести формальные извинения ему и молодому Дрозне, чтобы потом не пришлось повторять всю эту комедию.

Говорите с чувством, поучала класс преподавательница актерского мастерства миссис Куртланд. Если не будет чувства, публика вас не заметит.

— Хозяин! — Елена кричала достаточно громко, чтобы перекрыть плач в толпе. — Хозяин! Я всего лишь рабыня, недостойная обращаться к вам. Я забылась и с радостью принимаю наказание. Да, с радостью — если это поможет вернуть уважение, которым вы пользовались до моего невольного злодеяния. Я молю вас наказать недостойную рабыню, которая не больше чем мусор под вашими ногами.

Речь, которую она прокричала ровным голосом человека, механически заучившего каждое слово, вполне могла свестись к четырем словам: «Хозяин, я прошу прощения». Но никто не понял иронии, которую Мередит вложила в текст, и никто не удивился. «Крестного отца» речь устроила, молодой Дрозне ее прослушал, теперь настала очередь Дамона.

Но Дрозне еще не закончил. Ухмыльнувшись Елене, он заявил:

— Сейчас ты получишь свое, девочка. Но перед наказанием я хочу посмотреть на палку.

Несколько взмахов и ударов по подушкам (в воздух поднялись клубы рубиновой пыли) вполне его удовлетворили.

Было заметно, что рот у него наполнился слюной. Он развалился на золотом диване и пожирал Елену глазами.

Время пришло, тянуть дальше было нельзя. Медленно, как будто каждый шаг был частью плохо выученной роли, Дамон подошел к Елене, выбирая угол удара. Когда толпа стала проявлять признаки нетерпения, а женщины перешли с плача на выпивку, он поднял палку.

— Прошу прощения, хозяин, — сказала Елена без выражения. Сам бы он не вспомнил о формальностях.

Время пришло. Елена помнила, что Дамон обещал ей. Помнила и то, сколько обещаний было нарушено за сегодняшний день. Например, десять — это почти в два раза больше шести.

Она не ждала этого.

Но после первого удара она поняла, что Дамон не из тех, кто нарушает обещания. Она почувствовала легкий удар и онемение. Спина внезапно стала влажной — и она посмотрела наверх, ища взглядом тучи. Потом поняла, что это течет ее собственная кровь, пролитая без всякой боли.

— Пусть она считает, — невнятно рыкнул Дрозне. Елена быстро сказала: «Один», — прежде чем Дамон успел устроить драку.

Она продолжала считать тем же ровным, лишенным выражения голосом. Она была не здесь, не в этой вонючей канаве. Она лежала, опершись на локти, и смотрела в глаза Стефана — зеленые глаза, которые никогда не состарятся, сколько бы веков ни прошло. Она считала для него, и счет «десять» будет командой к началу забега. Шел слабый дождь, но Стефан дал ей фору, и скоро, скоро она вырвется и побежит по свежей зеленой траве. Это будет честная гонка, она напряжет все мышцы, но Стефан, конечно, ее поймает. Они повалятся на траву с почти истерическим смехом.