Слава богу, это книга, а не фильм. Несмотря на возникшую между нами близость, дорогие души, думается, мне было бы неловко принимать на ваших глазах ванну в моем нынешнем обличье. Гец был мальчиком с ангельской внешностью, Гедалья – видным юношей, Джимуль – женщиной, возбуждавшей страстные чувства, Голиаф выглядел как все твари его вида – блоха, она и есть блоха, однако я, души, в этом воплощении… еврейский Квазимодо.
Лежа в ванне, я заметил паука-пройдоху, который сплел свою паутину в углу потолка. Помахал ему рукой в знак приветствия. Мерзавец никак не отреагировал. Тогда я показал ему кукиш. Это вызвало у меня бурный смех. Сейчас-то мне это уже не кажется смешным.
Я всегда лежу в ванне по многу часов, раз в сколько-то времени меняю воду, пока горячая вода не кончается, и тогда валяюсь в холодной воде, почти ледяной. Марина, которая и минуты не может остаться одна, заколотила в дверь ванной и проревела: “Ты там жив?” Я в ответ: “Определи понятие «жизнь»”. Да она стакану с чаем не даст определения. Снова стучит: “Гриша, ты там жив?” Я ответил: “Нет!” Это заткнуло ей рот.
Когда я вышел, завернувшись в полотенце, в доме царила тишина. Однако, подойдя к двери моей комнаты, я услышал какое-то пыхтенье. Переждал под закрытой дверью с чувством омерзения. Неужели старуха смотрит порно? Не удивлюсь, если она ищет ролики в категории “инцест”. Я ворвался в комнату, стараясь не глядеть в ее сторону.
– Я не смотрю, только вещи возьму! – выкрикнул я.
В ответ Марина отреагировала чем-то вокальным и непереводимым. Как же это патетично, подумалось мне, наверняка порно. Сам я воздерживаюсь от этого. Смотрел какое-то время, но… Нет, нет, это грубо, это омерзительно, опускает меня на такую низкую ступень, откуда мне трудно взобраться обратно вверх.
Закутавшись в махровое полотенце, я уселся на подоконник большого окна в гостиной. Прикурил сигарету. Капли стекали у меня по затылку с остатков волос – у меня лысина, как тонзура у монаха. Разглядывал свои черепашьи ноги. Долбаный отек то появляется, то исчезает. Врач рекомендовал держать ноги в приподнятом положении, именно это я и делаю.
Мне трудно вспомнить, как прошли следующие три часа. После недели непрерывного писания было бы естественно снова сесть за книгу, но у меня не было сил. Прикончил пачку сигарет. Попытался покормить голубя хлебными крошками, не преуспел. Кашлял, как задыхающийся пеликан. Воткнул палец в вазон за окном, убедившись, что земля в нем совсем высохла. Прошелся мимо книжного шкафа, даже не взглянув на него. Я больше не читаю. В последние годы концентрация внимания у меня уже не та, что прежде. Я присоединился к рядам миллионов телезрителей. Минуточку! Это мне напомнило, что я так и не упомянул о том, что же подвигло меня писать книгу. История постыдная, но все лучше, чем рассказывать о том, как я пил кока-колу или валялся в ванне.
На излете новостей
Неделю назад я по всей квартире искал зажигалку. Клянусь, если Бог существует, он точно клептоман по части зажигалок.
Марина волочилась за мной:
– Что ты ищешь, Гришенька?
Под столом в гостиной я нашел грязную вилку, клубок пыли и муравьиную дорожку. Марина убирает только верхние поверхности – стол, полку, мраморную столешницу у мойки. Пол далек от нее. И вот так я погрязаю в пыли, снова в пыли.
Я спросил ее, где зажигалка, она сразу же перепугалась:
– Да тут была, погоди, погоди…
Пока она искала, я переключал каналы: военная операция, эксклюзивное расследование, пастуший пирог для веганов…
– Вот она! – помахала Марина ядовито-зеленой зажигалкой. Какое уродство. Эта женщина лишена самого элементарного эстетического чувства.
Я снова и снова проворачивал кремневое колесико, не дававшее искры, подсасывая незажженную сигарету.
– Это нехорошо, – высказала она, по своему обыкновению, то, что и так было ясно, и продолжала бормотать: – Была еще одна, может, завалилась за…
– Тихо ты! – резко цыкнул я на нее, потому что расслышал словосочетание “переселение душ”.
На экране появился гладковолосый американский мальчик. Интервьюер рассказал, что в прежней своей жизни мальчик был летчиком по имени Роберт, трагически разбившимся при крушении самолета.
– Кажется, у меня в сумочке была еще…
– Да заткнись ты, сказал же!
Ринувшись к телевизору, я потерял левый тапок, но не стал задерживаться из-за такого пустяка. Я прямо-таки прилип к экрану. Пятилетний мальчик уверенно указывал в фотоальбоме на самолет, который пилотировал в день крушения, умело подражал профессиональному жаргону при радиопереговорах, упоминал имена офицеров эскадрильи и, самое важное, – точно показал на карте точку посреди удаленного озера, где, по его утверждению, он потерял управление и рухнул со своим самолетом вниз. Дело, уже полвека остававшееся неразгаданной тайной, заново открыли. Была создана специальная поисковая партия.