Душные бандиты

— Безобразие! — брызгала слюной женщина средних лет, с большой сумкой на колесиках. — Мало того что «Сенную» каждый день закрывают аж до полтретьего!..

— Теперь уже до семи, сволочи! — поддержал ее праведный гнев мужчина-ровесник.

— Что хочут, то и делают! — продолжала та. — И никаких объявлений!

— Верно, — кивнул собеседник, — в будние дни — хоть и неудобно, да попривыкли… А в выходные? То открыто, то закрыто! Идиотизм! С какой стати на «Горьковскую» я буду ехать через «Достоевскую»! С ума сошли!

— И чего тогда «Садовую» закрыли? Хоть бы сказали, откроют или нет, а то только отойдешь — обязательно откроют!

— Закон подлости, — прибавил кто-то в толпе. Знакомые с этим законом граждане терпеливо дожидались впуска внутрь.

— Пойдем, Сережа, — какая-то женщина потянула ребенка за руку, — наверное, бесполезно ждать…

— Думаете? — обратился к ней кто-то, так, на всякий случай.

— Не знаю, — неуверенно ответила та. — Помните, весной как-то, и тоже в субботу… У нас бассейн, я наверняка помню! Обе станции были перекрыты: кто-то сообщил, что заложена бомба… Только после обеда и разобрались…

— Бомба? — прошелестело в толпе.

— Говорят, на «Садовой» бомба, — уверенно сообщал один другому.

Сто раз пожалев об отсутствии удостоверения, Петруха развернулся и хотел было уйти, догадываясь, что запросто внутрь не попадет, а незапросто ему не хотелось, да и казалось ненужным.

— Алексеев! — услышал он откуда-то сбоку. — Граждане зажали?

— Мишка? — узнал Петруха коллегу. — Чего там?

— Та-ам? — Михаил покрутил пальцем у виска, пожимая одновременно плечами. — Пойдем! Сейчас ОМОН подъедет, тут не до шуток будет… Расступитесь, граждане! — Он энергично вклинился в толпу, таща за собой Петруху. Пройдя кордон милиции, они подошли к эскалаторам, которые работали как на спуск, так и на подъем, но пассажирами были только милиционеры. Это насмешило опера, неожиданно вспомнившего свой последний визит на эту станцию, происшедший во сне.

Два оперуполномоченных быстро двигались по туннелю, встречая на пути лишь коллег. Обсуждать происходящее было некогда. Охваченный каким-то боевым настроением, Петруха шагал вперед, зная, что сейчас все само объяснится.

Они подошли к ступеням, ведущим на платформу, и остановились. Пройти дальше не представлялось возможным. Множество сотрудников милиции нетерпеливо переминались здесь, а также напротив, у отключенных эскалаторов, ведущих на Сенную площадь. В самом центре платформы сновала маленькая, сухонькая фигурка в каком-то мешковидном наряде и в вытянутой формы маске на голове. Петруха с восхищением присвистнул, глядя на то, как легко, ребром ладони, она разрубает скамьи на ровные кирпичики и, оглашая пространство странными, если не сказать более, песнопениями, укладывает их каким-то пирамидальным образом. Что-то защемило у него внутри, и он, пытаясь придать голосу безразличные интонации, спросил у спутника:

— Как это прикажете понимать?

— …! — разделил его удивление коллега. — Ни … не понимаю!

— Так чего они все стоят? Ждут, когда закончит? Чтоб потом в музей отправить?

— Ага, в музей! Пойди пройди попробуй!

— Так что мешает? — не понимал Петруха.

— А хрен его знает! Доходишь до какого-то предела — и все, стена! Хрен, ну рассказал бы кто — ни за что бы не поверил! — недоумевал Михаил. — Ну стена, и все! Видно, слышно, а не преодолеть!..!

— Так чего тогда вообще ждут? Может, отпустит?

— Ну, хотя бы не я за операцию отвечаю! Ждут — значит, надо. Мало ли что дальше произойдет? Хотели подрывников позвать, да, говорят, все метро покоситься может… Вплоть до станции «Академическая»!

— Ну ее-то все равно постоянно чинят! А кто это вообще, хоть известно? — с ужасом ожидая ответа, спросил Алексеев.

— Я позже пришел, а так слышал, что бабка какая-то! Вроде как она вначале без маски была… Но, думаю, брешут: где же видано, чтоб бабки так рубили? Небось китаец какой или еще в том же роде…

— Ясно, — кивнул Петруха и, подумав, приоткрыл книгу.

— Чего это у тебя? — насторожился коллега.

— Так, книжечка, — уклончиво произнес опер, напряженно ища нужные страницы.

— Скучно? Почитать решил?

— Ну… так, — отмахнулся Алексеев и негромко начал, украдкой перекрестившись: — Во имя Отца и Сына и Святаго Духа…

Казалось, только рядом с ним стоящий Михаил мог слышать тихие слова Петрухи: он стоял разинув рот от удивления. Но до фигурки в центре, похоже, тоже дошло: вздрогнув, она на мгновение приостановила свою странную деятельность, обернулась, пытаясь рассмотреть, откуда исходит угроза, но, видимо, не придав еще значения важности случившегося, вновь отвернулась и принялась за свое.

Алексеев открыл было рот, чтобы продолжить, но краем глаза заметил какое-то движение неподалеку. Сосед, подозвав других сотрудников милиции, указывал на Петруху пальцем и что-то яростно шептал.