Тотчас же перед ней предстала Семеновна и с упреком набросилась на кроткую соседку:
— Ага! Ей бы все лежать! Дрыхнуть! А они мне, между прочим, мясорубку не отдали!
— Почему? — пожала плечами Мария Даниловна. — Она же там, я видела!
— Ну так пойди и забери! Мне они сказали, что продали и пропили! Кровососы! Пустила на свою голову! — захлебывалась от ярости Семеновна.
— Никуда я не пойду! — теряя спокойствие, возразила Мария Даниловна. — Очень надо! Ваши, кажется, находки? На вокзале — где вы их нашли?
— Боишься! Трусишь! — ликовала соседка. — Думаешь, драться полезут? А ты не боись — я с ними подралась даже, и ничего!
— Сами и идите! Да в конце концов, оставьте меня в покое!
— Как же! — усмехнулась Семеновна. — Как же я к ним пойду, если ты меня не пускаешь?
— Я? Я не пускаю?
— А то! Плевать, что Борис Львович там голодный сидит… Конечно, благородные! Мы для тебя — слуги! Ну, пусти, сама схожу… — И Семеновна накинулась на Марию Даниловну с кулаками, но та не сдвинулась с места. Устав от бесполезной полудраки, старуха погрозила ей пальцем и запрыгнула на стол. Растянувшись, она закрыла глаза и замерла.
Мария Даниловна некоторое время изумленно смотрела на нее, дивясь наглости, но вскоре ей это наскучило, и она проснулась.
Присев на диван, она с некоторым недоумением взирала на окружающую ее обстановку — запустение, неубранная посуда, безвозвратно разломанные стулья… Она встала, желая навести порядок как в комнате, так и в своей голове, пытаясь сопоставить отрывочные воспоминания последних дней со следами разрушительной деятельности. На столе, возле банки с чем-то гадким, покрытым запекшейся кровью, она обнаружила свои любимые серьги, которые не носила ввиду их громоздкости, но тем не менее питала к ним симпатию. Кто-то бесстыдно выковырял из них янтарь, и она расстроилась. Опершись на стол, хозяйка окинула взглядом неуютную комнату, прикидывая, с чего бы начать уборку. Глаза наткнулись на диван, и какой-то глухой толчок в сердце заставил ее подойти к нему и открыть…
Неизвестно, что ожидала увидеть внутри Мария Даниловна, но уж никак не обнаженную Семеновну со шрамами на теле, склеенными волосами и необычно выпуклыми зашитыми глазами. Несколько секунд простояв в легком шоке, она захлопнула диван и вновь открыла, уверенная, что тело исчезнет, поскольку подобная находка казалась ей реальной только для сна… Труп, разумеется, остался на своем месте. Неожиданно женщину осенила догадка. Она, превозмогая отвращение, наклонилась и разглядела рану на виске. Вспомнив о валяющейся в соседской комнате мясорубке, столь необходимой Ривкиным в домашнем хозяйстве, а также о предположительно криминогенных наклонностях съемщиков, Мария Даниловна уже знала причину гибели горячо нелюбимой соседки. Но это не избавляло ее от необходимости принятия решения, ни при каких обстоятельствах она не желала оставаться в комнате с мертвым телом, даже до прихода милиции, который, возможно, наступил бы весьма вскоре, но совершенно неизвестно, что бы повлек за собой… Давать показания, писать заявления, участвовать в очных ставках — все это было ей сейчас не под силу… Она поднатужилась и извлекла тело из дивана. Взгляд ее вновь упал на странные веки соседки. Осторожно пощупав их одним пальцем, Мария Даниловна подивилась их твердости. Вдруг что-то, какое-то неясное воспоминание промелькнуло у нее в голове: она нашла скальпель и вспорола шов…
На ладони ее лежал янтарь с крохотным замурованным внутри паучком… Повторив операцию на втором глазу, Сухова восстановила статус-кво в серьгах, после чего бросила их в мисочку, наказав себе не забыть ошпарить кипятком на досуге.
Она выглянула в коридор — там по-прежнему было тихо. Судьба была благосклонна к Суховой, и ей не пришлось впоследствии объяснять, откуда в ее комнате появился труп. Вытащив соседку за пределы своего жилища, она поспешно потащила ее туда, где спали пьяные мужчины. Положив тело неподалеку от входной двери, она стремглав выскочила в коридор и вернулась к себе. Теперь Мария Даниловна осматривала свою комнату уже более внимательно, не пропуская ни одной мелочи во избежание неприятностей.