Душой наизнанку

Быть иль не быть нашей дружбе? Как знать, как знать,
Коль жалеют ответа скупые дорожные знаки?
Раскрошились слова — то, что важно,
               теперь не сказать —
Я грызу их, как зубодробильные козинаки.

Грузно дышу; только сердце — прочнейший мотор.
Тишь в голове, точно ночью меня порешили.
Но хорошо, но привольно в обществе гор!
Может, без друга — но буду на самой вершине!

Горше не станет, ведь горше уже — никак!
Вирши мои мне послужат походным маршем.
Дом далеко: каждый новый виной тому шаг;
Цель приближается, небо призывно машет.

Только буря в ушах обращается в тошный шторм;
Свирепеют моря изнутри черепной коробки.
Вижу горный хребет я конечным земным рубежом —
И держу к нему путь. Он, по счастью, совсем короткий.

Ночь утробно гремит, будто шабаш семи ветров.
Я цепляюсь, как зверь, за последний барьер до цели…
Рвусь я к звёздам лицом обветренным;
     грудью бросаюсь на пик трудов.
Стяг вбиваю копьём в темя горное,
     с пальцев стирая солёную кровь…
И гляжу я вниз. Знаю: там, где остался кров,
Друг в холодном поту подскочил на своей постели.

«Ливень — родитель рун…»

Ливень — родитель рун
На поасфальтовых рожицах.
Июнь, передлетье, июнь!
Июнить — в кайф, коли можется.

Марево меряет тюль
На перепрелой улице.
Июль, моё небо, июль —
Июль, покуда июлится!

Тогу август надел —
Царскую, алотканую.
Осени синь: осиянен предел;
Лето, лети, окаянное!

Лето, лети, подлатавши крыло!
Мучаясь, мчишься по сини…
Люто следочки твои замело
Рыжее платье осени.

Братцу