Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

У нас оставалось еще несколько дней до возвращения в Париж. Мне хотелось побольше побыть дома с родителями. Папа стал совсем стареньким, очень сильно похудел, осунулся, с трудом передвигал ноги. Мне было очень больно видеть его в таком состоянии. Но, к сожалению, ничего изменить не могла. Витамины и лекарства, которые я регулярно присылала и привозила из Франции, ему уже не помогали. Увы, нет лекарств против старости.

За два дня до отлета я позвонила Лие. Она очень обрадовалась моему звонку и пригласила нас с Жаком в гости. Я привезла ей из Франции подарок, так как знала, что обязательно заеду к ней. Докупив цветы и шампанское, мы приехали на такси. Лия очень гостеприимно приняла нас вместе с мужем Александром. Поужинали, сделали фотографии. Тетя много расспрашивала о племяннице и передала ей в подарок книгу – что-то из русской классики. Перед уходом дружно решили, что теперь будем искать возможность почаще общаться всем вместе – они, Максим, Алина и мы с Жаком.

Подошел день отъезда. Трудный момент прощания.

Жаку очень понравились мои родители, особенно папа. Он изо всех сил пытался как-то объясниться с ним, разговаривал с ним на языке жестов. И ласково гладил его по голове – как ребенка. Так как папа и вправду становился как ребенок – совсем слабым и беспомощным, – у меня каждый раз сжималось сердце, когда я наблюдала за его неловкими движениями, видя его слепые глаза. Он уже не выходил на улицу и почти не передвигался – после недавней парализации. Я старательно гнала от себя тяжелые тревожные мысли.

Вернувшись в Париж, вручила Алинке сувениры от ее папы и показала видеокассету. Дочка пришла в восторг. Просмотрела запись, наверно, раз пятнадцать. Бросилась звонить папе – благодарила, мечтала о встрече. Он заверил ее, что «скоро, очень скоро мы увидимся!».

Но внезапно он перестал звонить. Совсем. Исчез – как «в воду канул». Без какого-либо объяснения. Алина очень сильно разволновалась. Переживала, представляя себе, что с папой что-то случилось. Другого объяснения не находила. Звонила ему на квартиру бабушки Зои, где он проживал последнее время, но там никто не отвечал.

А Лия и Женя, которым мы позвонили, отвечали мне, что у них тоже не было вестей от Максима. Но они не удивлялись его молчанию, так как и раньще общались нерегулярно. То же самое сказал мне и Женя, у которого я поинтересовалась о Максиме. Максим давно не звонил ему, и они нигде не пересекались.

Мы же с Алиной абсолютно ничего не понимали, что могло произойти. До этого он часто звонил нам. Мне нужно было как-то успокоить дочь. Я говорила ей, что наверняка папа сильно загружен работой. Делает срочный заказ – ему «ни до кого, ни до чего». Хотя сама я, конечно, в это не верила – при желании всегда можно найти две минуты на звонок.

Так или иначе, мы обе очень надеялись, что с Максимом не случилось что-то серьезное – со здоровьем. Молились за него.

В январе 1999 года мы послали ему поздравительную открытку и фотографии, но заказной пакет вернулся обратно.

Алина расплакалась. Вообразила себе, что папа, скорее всего, в больнице. Без конца просила меня обзвонить их все – в Москве и даже в Лос-Анджелесе. Но это было очень сложно делать из Франции. Я все же верила в то, что Максим жив-здоров – что-то мне подсказывало это. Плохие новости доходят быстрее, чем хорошие. Мы с дочерью продолжали ждать. Так прошло несколько месяцев, а новостей от Максима по-прежнему не было.

В том же году не стало моего папы. Это печальное известие потрясло, «перевернуло» нас с Алиной. Я даже не могла разговаривать без слез. Жак успокаивал меня как мог. Чтобы помочь мне, поехал с моим паспортом в туристическое бюро за билетом в Москву.

Я прилетела в Москву за день до похорон. Все это было очень тяжело. Просила у папы прощения «за все винное и невинное», и мне казалось, что он слышит меня. После кремации в кругу моего двоюродного брата Сергея (спасибо ему за помощь!) и друзей мама устроила поминки. Только после этого я осознала, что больше никогда не увижу папу. Я стольким обязана ему… Огромное спасибо за все! Светлая и нежная память…

До отъезда у меня оставалось еще несколько дней. Я поддерживала маму, пыталась успокоить как могда.

На время моей поездки дочка оставалась у Жака. В этих печальных хлопотах я чуть не забыла, что обещала выполнить ее поручение – дозвониться до папы, Максима. Набрала его номер. Он сразу снял трубку!

Объяснив ему, по какому поводу я в Москве, спросила, почему он больше не звонит дочке и не ответил на наши поздравления. Рассказала, как за него волнуется Алинка. Максим разговаривал со мной приветливо, но на этот раз как-то очень сдержанно, лаконично. Сложилось впечатление, что что-то его стесняло. Ничего не объяснил, сказал только, что к вечеру заедет ненадолго к нам домой – «поговорить».