Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Александр приехал на ужин на большом белом лимузине. Умный и предприимчивый человек, он сумел создать собственную фирму, связанную с экспортом металлов. Было видно, что его дела идут прекрасно. При этом в нем не было ни тени заносчивости, которой часто отличаются люди, добившиеся высокого финансового положения. Удивительно скромный и воспитанный человек, мгновенно располагающий к себе.

Ресторан был «с классом» – красивый западный интерьер, свежайшие продукты, сервис на высшем уровне. Саша объяснил, что продукты ежедневно доставляются самолетом из Парижа – устрицы, спаржа, мидии, фуа-гра, шампанское «брют». Он предложил заказать множество блюд, чтобы мы с Алинкой могли попробовать их, сравнить. Искренне хотел доставить нам удовольствие. Щедрая душа.

Нам отвели уютный столик на четверых возле большого, как витрина, окна на первом этаже. Разговор шел обо всем на свете, и в какой-то момент Максим спросил Сашу о его деятельности и о конкуренции. То, что он ответил, спокойно улыбаясь при этом, поразило меня.

– Дела моей фирмы идут прекрасно. Но я знаю, что ежедневно хожу по лезвию ножа. У меня есть конкуренты, которые хотят устранить меня. Уже было несколько предупреждений. Но я не прекращу свою деятельность – она моя жизнь, мое детище. Готов ко всему. Даже вот сейчас, когда я сижу здесь перед окном, могу в любой момент получить пулю в лоб…

После его слов мы все на секунду застыли. Обомлели. Затем начали дружно успокаивать его, советовали нанять телохранителей. Но думать ни о чем плохом не хотелось, тема сменилась. После ужина мы сделали несколько фотографий перед входом в ресторан и разъехались. Мы с Алинкой потом вспоминали этот вечер и радовались за Макса, что у него есть такие хорошие, добрые друзья. Но, забегая вперед, скажу, каков же был мой ужас, когда несколько месяцев спустя позвонил Максим и сообщил мне:

– Ты помнишь Сашу? То, что он рассказывал нам в ресторане? Так вот, я только что узнал, что его расстреляли из автомата! 14 пуль! Но он чудом остался жив, видимо, благодаря крепкому организму. Общие знакомые, которые хотели навестить его, сказали, что к нему в больницу не пускают. Там постоянно дежурят два милиционера. Идет расследование, и меня уже вызывают к следователю рассказать все, что я знаю о Саше и об его окружении. Но ясно, кому это было выгодно… Я думаю, что они быстро найдут виновных.

Я пришла в полный шок. Чудовищно… это просто не укладывалось в сознании! Было безумно жаль Сашу. Долго не могла прийти в себя. Но главным было то, что он остался жив! Хоть и будет находиться в инвалидной коляске, по словам Максима. Я очень надеялась, что Максим не оставит друга без поддержки, и надеялась сама проведать его, когда приеду в Москву следующий раз. Прав был Женя Дунаевский, когда говорил, что Москва в ту эпоху была «Чикаго тридцатых годов». Впоследствии я узнала, что преступники были найдены и понесли суровое наказание. Я верю в справедливость и в возмездие – рано или поздно оно наступает – столько примеров. Часто думала о Саше и о его дочке, мечтала, чтобы он полностью восстановился.

На следующий день после этого памятного ужина в «Эльдорадо» Максим решил показать Алине места на кладбище, где почивают дедушка и бабушка – могилы Исаака Осиповича и Зои Ивановны. Они были похоронены в разных местах. Купив цветы, мы поехали сначала на Новодевичье кладбище, где был похоронен папа Максима. Мы долго стояли перед памятником Исааку Осиповичу Дунаевскому, великому советскому композитору, русскому Моцарту, как его называли музыкальные критики. Каждый, наполненный своими мыслями. Алина серьезно и торжественно положила у подножия памятника цветы. Грустный и одновременно светлый момент. Светлая память.

Затем мы отправились на другое кладбище, к могиле Зои Ивановны. Папа сказал Алине, что бабушка видит ее. Алина стала еще более серьезной и задумчивой, бережно положила цветы. Мы снова долго стояли перед могилой. Как жаль, что Зоя Ивановна не дожила… Пусть ей земля будет пухом…

На обратном пути мы заехали к Лие. На этот раз только попрощаться – до отъезда оставался всего один день. Рассказали ей о поездках на кладбища. Помянули родителей Максима. Лия опять смотрела на Алинку влажными от накативших слез глазами. Целовала, просила чаще звонить, сообщать наши новости. Мы пообещали.

Последний день мы провели вместе с моими родителями. Снова устроили праздник – прощальный ужин. Веселились, стараясь не думать о том, что на следующий день мы уже улетаем. Максим сел за пианино и наигрывал нам разные «зажигательные» мелодии. А Алинка хохотала до упада и хватала за руки то бабушку, то меня, увлекая нас в танец с ней. Дедушка танцевать уже, к сожалению, не мог. Он с трудом стоял в проеме двери, прислонившись к косяку. Совсем исхудавший и слабый, он с легкой улыбкой наблюдал за нами. Его усталые больные глаза светились радостью – впервые за последние годы. Это одно из последних и самых лучших воспоминаний о моем папе, когда он еще держался на ногах.