Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

Мишель очень удивлялся их неприветливым лицам и манерам – было видно, что работа им в тягость и о существовании «коммерческой» улыбки они явно ничего не знали. Но муж не придавал этому значения – ему все было ново, интересно и приятно. Он говорил мне, что получал огромное удовольствие от этой поездки, так как на Руси заложены его корни.

Мы ели расстегаи и пельмени, запивая их квасом и медовиком. Мишель пил еще и водку. Задорно смеялся и восклицал:

– Вот так я чувствую себя настоящим русаком!

В крохотном деревенском магазинчике Мишель купил мне в подарок огромный русский платок в красных розах на черном фоне и попросил, чтобы я постоянно надевала его на себя, пока не закончится наше свадебное путешествие. Он был действительно человеком, влюбленным в Россию и во все русское. Явно давали себя знать его русские корни.

Мы с удовольствием, с хохотом и «с ветерком» катались на русской тройке.

Но тогда местные жители еще не привыкли к приезжим. Они останавливались вдоль дороги и провожали нас удивленными взглядами. С некоторыми мы останавливались поговорить по просьбе Мишеля. Он испытывал желание пообщаться с простыми русскими людьми, объясняя им, что мы – «тоже русские», что «приехали познакомиться с красивыми местами и церквями». Но все же люди смотрели на нас с недоверием.

На обратном пути, возвращаясь в Москву, мы заехали во Владимир. Осмотрели величественный Успенский собор, загадали желания и сделали массу фотографий.

Домой вернулись с массой впечатлений и эмоций.

«Медового месяца» у нас не получилось – по времени. Но зато «медовые» десять дней очень удались. Они действительно были «сладкими» – насыщенные смехом, радостью новых открытий и массой позитивных эмоций.

У меня осталось необыкновенное и незабываемое впечатление от этой поездки. Все-таки нет ничего красивее и самобытнее русской земли, русской глубинки с ее историческими памятниками, пропитанными многовековой культурой.

По возвращении в Москву у Мишеля оставался лишь один день до отлета в Париж. Отпуск закончился. Мы провели его в семье – с Алинкой, по которой я страшно соскучилась, и с родителями. А на следующий день я проводила супруга в аэропорт.

Муж звонил мне из Парижа каждый день, как всегда, подолгу оставаясь на телефоне. Он почему-то очень волновался, снова порывался подключить знакомых дипломатов в русском консульстве в Париже. Я его успокаивала – не стоило беспокоить людей раньше времени.

Через два месяца меня вызвали в ОВИР. Виза пришла даже раньше, чем мы ожидали! Очень быстро по тем временам.

И подтвердилось то, что говорил Мишель, – Алина выезжала «автоматом», как «француженка», на ее выезд не нужно было никакого разрешения.

Муж был вне себя от радости. Быстро прислал нам билеты на поезд, на 22 декабря 1986 года. А 24-го мы должны были прибыть в Париж, точно к Рождеству.

Нам с дочкой нужно было собираться в дорогу.

На меня нахлынули эмоции – только теперь я по-настоящему осознала, что скоро будет отъезд и расставание с родителями и с друзьями. Пусть даже на несколько месяцев, но все равно очень волнительно – впервые отъезд так далеко, в Европу, к тому же с ребенком. А разлучиться с Алинкой тоже для меня было немыслимо.

Хоть я и видела, с какой любовью и заботой Мишель относится к нам с дочкой, все же мне было очень нелегко преодолеть свой психологический барьер. Так как отъезд во Францию для меня был действительно барьером, который нужно было взять. Как бы парадоксально это ни звучало.

Все мои друзья радовались за меня, поздравляли и в особенности Женя Дунаевский, который вернулся в Москву. Он считал, что я приняла единственно правильное решение с замужеством и поездкой.

А подруги весело журили меня:

– Прекрати расстраиваться, не бери в голову! Можно подумать, что тебя ссылают в Сибирь! Езжай и все!

Трудно сказать, что именно меня смущало. Было ли тяжело оставлять на неопределенное время родителей, с которыми я никогда надолго не расставалась? Боялась ли за дочку, которую везла с собой в неизвестную мне страну? Или все вместе? А, может быть, это была моя интуиция, которая снова в чем-то предостерегала меня?

Так или иначе, решение было принято, жребий брошен. Я старалась побольше времени проводить с родителями, надолго запастись положительными эмоциями. Обещала, что вернусь при первой возможности, а до этого буду часто звонить. Уговаривала больше саму себя, чем их, не поддаваться «блюзу».

Накануне отъезда я позвонила Жене.

– Генечка, ну вот… завтра мы с Алинкой уезжаем! Огромное спасибо тебе за все! Обязательно свяжусь с тобой попозже. Я хотела бы узнать твое мнение: стоит мне позвонить Максиму, попрощаться, или нет? Хотя я и не знаю, если он по-прежнему живет у той женщины…

– Зачем?! Он ведь уже давно не интересуется дочкой! Уезжайте спокойно, я сам скажу ему при случае, когда где-нибудь пересечемся, – твердо ответил Женя.

Я подумала, что он, безусловно, прав. Его мысли полностью совпадали с моими.

С души упал последний камень.