Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни

22 декабря 1986 года мы с Алинкой и с родителями на такси отправились на Белорусский вокзал в центре Москвы. По дороге я всматривалась в здания и памятники, стараясь запомнить их.

Последние напутственные слова родителей и мои им перед длинным составом. Долго обнимались-целовались перед зеленой дверцей спального вагона. Цвета надежды.

До последнего момента мы все старались держаться оптимистично. Но все же прощание оказалось трудным. Когда мы теперь увидимся?

Как я ни старалась держаться, но в последний момент все же расплакалась, уже в вагоне, смотря на родителей сквозь оконное стекло. Следом за мной разревелась Алинка. Затем мама на перроне. И даже у папы на глазах выступили слезы.

Но тут поезд тронулся, сократив наше мучительное прощание.

Все мы дружно, как по команде, заулыбались и отчаянно замахали руками, как будто стараясь «сфотографировать» в памяти только позитив, только наши улыбки.

Поезд равномерно, успокоительно застучал колесами. В уютном купе мы с дочуркой были одни. Алинка уставилась в окно, но очень скоро начала клевать носиком. Девочка устала – для нее наш отъезд, сборы и прощание с родными стало большой эмоциональной нагрузкой. Уложив дочку на нижнюю полку, я присела рядом, прислушиваясь к ее легкому дыханию.

За окном быстро мелькали дома, крыши и деревья, покрытые снегом, пешеходы. Такие привычные, хорошо знакомые кадры. Тук-ток, тук-ток, тук-ток…

Наблюдая за постоянно меняющимися картинками за стеклом, я постепенно погрузилась в свои мысли. Так же, картинками, невольно начали всплывать в памяти прошлые события и люди. Мои детство и юность, старинные друзья и родители, которых мне уже стало остро не хватать. Все хорошее, связанное с ними. Все это теперь оставалось в моей родной России, от которой мы с Алинкой отдалялись все дальше и дальше – с каждым отстуком колес.

Вдруг сильно защемило сердце.

Мы всегда знаем, что именно оставляем, но никогда не знаем, что именно найдем.

Что ждет нас с дочкой впереди?…

Как молоды мы были

Мне повезло родиться в одном из красивейших городов России – Санкт-Петербурге. Только тогда еще город назывался Ленинградом, хотя название, конечно, абсолютно ничего не меняло в русско-итальянской красоте этого необыкновенного и рафинированного города, известного также во всем мире под названием «Северная Пальмира». Потому что многие здания Северной столицы были в свое время построены по проектам итальянских архитекторов.

Другой особенностью Санкт-Петербурга было то, что он славился своими так называемыми белыми ночами. Ночью было видно, как днем, или, скорее, как в сумерки, и происходило это только в определенный период года. А еще в два часа ночи в городе на Неве разводились мосты, чтобы дать возможность пройти высоким судам. И я с восторгом наблюдала за этим, когда иногда мы с родителями сидели в машине перед таким мостом, поздно возвращаясь из гостей.

Я выросла в «благополучной», по принятым понятиям, семье.

Мой папа был ученым, исследователем, написавшим свыше пятидесяти трудов по аэродинамике и испытанию двигателей самолетов и ракет. Имел ученые степени и звания, несколько государственных наград. Преподавал в Высшей военно-воздушной академии имени Можайского в Ленинграде. Кроме того, он участвовал в запуске ракет с космонавтами или без них в Байконуре, являясь научным консультантом.

Папа прошел через всю Вторую мировую войну. Был летчиком-истребителем, горел раненым в самолете, катапультировался и, к счастью, выжил. Имел огромное количество орденов и медалей, которые я бережно храню.

Помимо своей научной деятельности, папа был очень творческим человеком и часто баловал нас своими собственными творениями. Он очень хорошо сочинял стихи. Перед праздниками вырезал из картона и разрисовывал открытки. Печатал на них, на пишущей машинке, сочиненные им пожелания в стихах – каждому члену семьи, а также гостям, которые регулярно собирались у нас. При этом он обязательно учитывал интересы и стремления каждого, заранее непринужденно выясняя их в разговоре. Затем садился за пианино и играл нам неаполитанские песни, по очереди с мамой. Все это было необыкновенно приятно и забавно, и празднества проходили всегда очень весело.

Кроме того, он был глубоко образован и интеллигентен. Я почему-то всегда вижу его в одной «связке» с Александром Вертинским, конечно, не столько по роду деятельности, сколько по духу, который (для меня) исходит от обоих.

В свободное время папа часто писал стихи и делал переводы детективных романов (в частности, Агаты Кристи) с иностранных оригиналов, с трех языков, которыми он владел. При каждой возможности путешествовал, особенно на нашем автомобиле «Волга» (в эпоху моего детства) – стремился открывать новые места и новых людей. И еще были танцы – танго и вальсы с мамой, которая их просто обожала.