Два апреля

- В душе своей вы уже осудили его до процесса? Разве так полагается?

- Он из тех, которые юлят под ногами, - сказал Попов. - Простите, меня ждут. Дайте курнуть...

Он в три затяжки докурил сигарету Овцына, плюнул на окурок, швырнул его в темную даль коридора и отправился к судейскому столу.

Овцын не стал закуривать другую сигарету и пошел к окну; около Ломтика стоял худощавый, сравнительно молодой человек в грубошерстном свитере с высоким воротником, над которым угрожающе торчал острый подбородок.

- Дарий Бронин, - представился он Овцыну.

- Поэт и общественный защитник, - прибавила Эра. - Ты помнишь, я тебе показывала книжку?

Он помнил, но книжку тогда так и не одолел, споткнувшись на втором стихотворении.

- Меня приглашают, - сказал Дарий Бронин. - Ну, не дрейфь. Ломоть. Когда будут спрашивать, говори медленно, говори мало, говори загадочно.

Бледнеть можно, краснеть не надо. Признай свою вину. Поклянись, что в душе ты любишь мадам Бантикову, как родную тетю, и завтра же пойдешь привлекаться к труду.

- Завтра воскресенье, - возразил Ломтик.

- Есть разница между «завтра» поэта и «завтра» календаря, - бросил Дарий Бронин уже на ходу.

Он подошел к столу и сел с краю. Ломтика посадили в середине переднего ряда стульев.

- Этот Дарий относится к делу несерьезно, - сказал Овцын.

- Он член союза, - отозвалась Эра. - В данном случае это важнее серьезности.

- Не знаю, как старички, а вон тот черногривый его раскусит. На того звание не подействует.

- Ты его знаешь? - встрепенулась Эра.

- Да, видались. Инженер-электроник из Астрономического института. Он сказал: «Ну и знакомые у вас, Овцын».

Пенсионер с осанкой полковника поднялся, постучал карандашом о графин, стал говорить тренированным председательским голосом:

- К нам поступило заявление от гражданки Бантиковой Ираиды Самсоновны, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, проживающей в квартире номер четырнадцать... Это заявление я сейчас вам зачитаю... «Заявление... В товарищеский суд жилконторы... В то историческое время, когда весь народ, прилагая героические усилия, строит светлое будущее человечества - коммунизм, отдельные морально разложившиеся подонки общества, затаившиеся в темных углах, проводят время в безделье и оргиях, занимаясь клеветой на советского человека в стороне от честного труда...»

В зале стало томительно-тихо. Ираида Самсоновна Бантикова слушала исполнение своего произведения, наклонившись вперед и приспустив нижнюю челюсть. Серая кошка проснулась, подняла голову и навострила уши.

- «Жилец моей квартиры номер четырнадцать, - продолжал судья, - по фамилии Ломтик нигде не работает, спит до двенадцати часов дня, а по вечерам часто устраивает в своей комнате шумные сборища незнакомых молодых людей и девушек с употреблением спиртных напитков и западных танцев. После одного из таких сборищ у меня пропал кот по имени Кузьма...»

Смех раздался в зале. Попросив тишины, судья читал дальше длинное заявление, перекладывая страницы из правой стороны папки в левую. Конец прозвучал грозно:

- «Я требую выселить из столицы нашей Родины Москвы прогнившего тунеядца, который своим поведением кладет черное пятно на светлый облик советского молодого человека».

Судья сел и вытер лоб платком.

- Гражданин Ломтик, - позвал он, попив воды и отдышавшись. -Встаньте и расскажите нам, почему это у вас так получается.

- Я протестую против формы вопроса! - вскочил с места Дарий

Бронин. - Еще неизвестно, так ли это получается.

- Ладно, ладно, товарищ Бронин, - согласился судья. - Зададим тот же вопрос иначе: расскажите, гражданин Ломтик, что же у вас там получается?

- Ничего хорошего не получается, - произнес Ломтик, встав. - Ираида Самсоновна меня терпеть не может.

- Разве без причины? - подала с места голос гражданка Бантикова.

- А я и не говорю, что без причины, - согласился Ломтик. - Только оргий я не устраиваю, клеветой на советского человека не занимаюсь, кота я у нее не крал, и я не тунеядец. Я много работаю.

- Что вы делаете? - спросил сухонький судья.

- Пишу.

- Вы член Союза писателей?

- Нет.

- Значит, это нельзя назвать работой, - покачал головой судья.

- Позвольте разъяснить! - вскочил с места Дарий Бронин. - В уставе Союза писателей СССР есть статья, говорящая, что в члены союза может быть принят только человек, создавший произведение, имеющее самостоятельную художественную ценность. Такие произведения не создаются за один вечер. Они создаются годами - годами напряженного труда. Все эти годы человек не является членом союза, но тем не менее работает.

- А чем он все эти годы питается? - спросил Валерий Попов.

- Конечно, приходится где-то служить, - пожал плечами Дарий Бронин. - Человек не черепаха, чтобы годами обходиться без пищи. Всяко бывает. Бывает, что и члены союза нанимаются на работу, потому что на них нападает так называемый «творческий застой».

- А не бывает так, что член союза нанимается на работу для того, чтобы поближе познакомиться с жизнью? - спросил Попов.

Дарий Бронин помолчал, усмехнулся.