Два билета на завтра

На просторной веранде Лаборатории было солнечно. Из-за стола, за которым мы сидели, открывался вид на гору Нанга-Парбат и залитую солнцем долину левого притока реки Инд. Высокогорные луга, окруженные хвойным лесом, удивительным образом контрастировали с заснеженными шапками Гималаев. Чтобы охватить их взглядом, приходилось задирать голову и чувствовать постоянное превосходство природы над человеком. За годы работы в «Заслоне» я так и не смог привыкнуть к этому месту. Археологическая Лаборатория находилась на высоте более трех тысяч метров, но пики Нанга-Парбата уходили ввысь еще на пять. Немецкие альпинисты XX века назвали долину Märchenwiese, Сказочные луга. И я был с ними согласен.

В середине рабочего дня Лаборатория большей частью пустовала, поскольку сотрудники погружались в имитации, руководя проектами в разных частях Солнечной системы. В нашем с Юлей распоряжении было практически все, кроме возможности продолжить работу, не вступая в конфликт с начальством. Чтобы собраться с мыслями, решили устроить второй завтрак. Я сделал себе латте, Юля заказала сливки. Я выбрал тенек, она, напротив, села на самое солнце и теперь грелась, прищуривая глаза и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону.

– Может быть нам его напечатать? – предложила она внезапно.

– Кого? – не понял я.

– Неандертальца. Геном мы выделили, не вижу проблемы. Расспросим что да как.

– Во-первых, это не этично. А во-вторых, как ты вернешь клону память?

– Ох уж эта ваша человеческая этика. Никогда не понимала, почему вы так относитесь к клонированию представителей своего рода. А по поводу памяти, можно было бы провести реконструкцию мозга и пересадить его клону.

– На реконструкцию в данный момент не хватит мощностей, и… Ты сама видела реакцию шефа.

– С каких пор это что-то для тебя значит?

Я пожал плечами. С одной стороны, я действительно придерживался собственных представлений о том, как вести проект, на который был назначен. С другой – показывал результаты. И эти результаты были гораздо выше средних. Поэтому многое сходило с рук. Однако, проверять, где та грань, за которой последует увольнение, не хотелось.

– Но хотя бы посмотрим, чем завершился процесс реконструкции, который запустили вчера? – зашла с другой стороны Юля. – Образец будет готов минут через пятнадцать.

Я вздохнул. Мне совершенно точно хотелось доказать шефу свою правоту и сделать это было возможно единственным способом – продолжить исследование. Юля наклонила голову, смотря на меня и ожидая ответа.

– Дай мне допить кофе и подготовь оборудование.

– Вот это дело, – подскочила она с места, выгнув спину колесом.

Убежала. Я остался один. Свежий гималайский ветер ударил в лицо. Я поднял кружку, вдохнул аромат латте и пригубил теплый напиток. Отдаленный шум горной реки напомнил о Бешенке и холодных склонах Ачишхо. В сравнении с кавказской горой, Нанга-Парбат был настоящим великаном. 40 миллионов лет назад Индостанская плита столкнулась с Евразийской и породила самый большой на Земле горный хребет. Я множество раз пытался представить катаклизм, которым сопровождалось возникновение Сказочных лугов, но так и не смог. Может ли быть, что самое прекрасное всегда возникает через боль и разрушения? Может ли быть, что кажущееся трагедией при первом рассмотрении, всегда оборачивается рождением чего-то нового? Новых ландшафтов, жизней, возможностей?

Значит ли это, что я прав, принимая на себя ответственность за встречу с тем, с чем наука прежде не сталкивалась? А кроме того, значит ли это, что между мной и Мариной все еще может наладится?

6

– Убедись, что мы полностью изолированы от внешнего мира. Прерви соединение со всеми Узлами. Задрай двери. Пусть ни одна элементарная частица не имеет возможности покинуть это место.

– Боюсь, что это противоречило бы законам физики, – усмехнулась Юля.

– Я образно. По крайней мере сократим обмен информацией до минимума.

– Сделано. Что дальше?

Я задумался и еще раз задал себе вопрос: готов ли оказаться неправ? Готов ли засунуть голову в пчелиный улей и поставить на то, что никто меня не ужалит?

– Планирую разобраться, что же такое мы нашли, – ответил я неопределенно. – Еще раз проверь все системы и уровень нашей изоляции. Будем извлекать образец из «скорлупы».

«Скорлупой» в «Заслоне» называли непроницаемую для большинства воздействий и излучений оболочку, в которой производилась атомарная реконструкция образцов с сохранением спина. Я не представлял, как происходит этот процесс, но он был необходим при изучении ряда сложных устройств времен технологической сингулярности. Поскольку все боялись возрождения ИИ Первого Поколения и повторения Эпохи Тишины, подобные манипуляции производились с особой осторожностью.

– Мы максимально изолированы, все системы работают как нужно, – Юля крутилась на месте, насторожено водя ушами и непроизвольно принюхиваясь, словно ее обонятельный и слуховой аппараты могли зафиксировать неисправность.

С некоторым напряжением я подал команду на распаковку «скорлупы». По висящей перед нами голограмме побежали данные первичных анализов.