Не потому, что это было низко с моей стороны говорить так человеку в гипсе, а из-за резко обращённого ко мне взгляда, полного ненависти и отвращения.
– Прости, – прошептала я, но было уже поздно.
– Ну что ты, не извиняйся. Пусть он извиняется за то, что уродился таким психом! – кричал он, приподнимаясь на месте. – И как ты, вообще, нашла такого…
– О ком ты? – перебила я чуть ли не шёпотом, не уверенная в том, услышал ли меня Хёну. – Ты про водителя автобуса? При чём тут я?
– Ага, водитель автобуса, – ухмыльнулся он, показывая пальцами кавычки, и странно скалился.
– Молодой человек, пожалуйста, не повышайте голоса. Вы находитесь в общей палате, – произнесла только что вошедшая медсестра предупреждающим голосом и погладила испугавшегося старика по спине, пытаясь уложить его обратно в кровать.
– Что я должен там подписать? Давай сюда. Не хочу тебя видеть, – устало проговорил Хёну через минуту молчания, пока я пыталась переварить его слова и вникнуть в их смысл, хотя совсем его не видела.
Я и не хотела видеть в них какой-то логики, так как боялась реально быть замешанной в том, что он сейчас в таком состоянии. Скорей всего, эта авария немного ударила по его психике, и это просто посттравматическая реакция. Ничего не ответив, я дрожащей рукой протянула ему лист и ручку, боясь, что парень в любую секунду опять начнёт на меня кричать и скажет то, что я уже не смогу проигнорировать.
Выходя из здания больницы, я думала о том, что надо ещё раз как-нибудь навестить Хёну, раз он решил не предупреждать никого из родственников. Но эта мысль постепенно терялась, пока я доезжала до офиса редакции. Мне хватило сегодняшнего дня и странной истерики. Моё эго твердило мне, что я ни в чём не виновата, но что-то глубоко внутри волновало меня, заставляя чувствовать жуткое угрызение совести.
– Сонхи, ты здесь? – шеф махал ладонью перед моими глазами и щёлкал пальцами другой руки.
– Здесь, – неуверенно ответила я задумчиво.
– Как там Хёну? – спросил он, с трудом отобрав у меня больничный лист, который я слишком крепко сжимала пальцами.
– Нормально. Хотя… Нет, ненормально, – я не знала, что ответить, так как до сих пор оставалась под впечатлением от короткой встречи с больным.
– Главное, что не ужасно, – усмехнулся шеф, к счастью, оказавшимся безразличным к физическому и моральному состоянию работника. – За проделанный труд я вознагражу тебя, как и обещал, – с этими словами я быстро позабыла о волнениях насчёт слов Хёну, хоть и знала, что это ненадолго.
Шеф не просто дал мне статью на перевод, он чуть ли не два часа говорил мне про важность этой статьи и возлагаемую на меня ответственность. Ещё час он показывал мне переписку с редактором Junge Freiheit, с которой, кстати, ему помогал Хёну, и твердил про то, как было сложно добиться разрешения на перевод. Вот тогда я стала чувствовать себя мерзко, ведь переводом статьи должен был заняться Хёну, так как именно он старался получить разрешение. Теперь я понимала его злость на себя. Скорей всего, он догадался, что статью дали мне. Конечно, наш шеф не ждал бы, пока тот выздоровеет. Мне было обидно за однокурсника, и я даже хотела отказаться от перевода. Радости от полученного шанса проявить себя совсем не было, и, уставшая от непрекращающихся мыслей, я медленно поднималась по лестницам, почему-то забыв про лифт. И первое, что я почувствовала, волоча ноги в сторону своей квартиры, это резкий запах краски. Сразу же повернув голову в противоположную сторону, я вспомнила о Боёне и о том, что оставила его в сомнительном состоянии. Дверь в его квартиру была приоткрыта, и я без стука вошла в неё, сразу же закашлявшись от запаха, окутавшего весь дом.
– Боён! – позвала я парня, уже догадываясь, что он тут устроил.
Решительность и спонтанность парня уже не должны были меня удивлять, но я не могла скрыть изумлённого взгляда от вида квартиры. Весь пол был неаккуратно уложен страницами газет, покрытыми капельками розовой и красной краски и голубыми следами ступней, которые вели в сторону гостиной. Не снимая сандалий, я пошла по следам Боёна, и мой взгляд уставился на голые танцующие ягодицы, двигающиеся из стороны в стороны. Я прислушалась, но музыка не играла, да и сам парень ничего не пел, просто танцевал, крутя в руке валик, и хаотично вёл им по белой стене, оставляя неаккуратные розовые дорожки.
– Опять голый, – тяжело вздохнула я тому, что он стоит в одном кухонном фартуке, и старалась не смотреть на гипнотизирующие взгляд ягодицы.
Я не хотела что-либо говорить о «шедевре», который он сотворил, поэтому отмахнулась и улыбнулась, когда Боён повернул ко мне голову.
– Соник! – он беспечно бросил валик, к счастью, упавший на газетную страницу, и радостно подбежал ко мне, сразу же обнимая.
Я мысленно благодарила небеса за то, то длина его фартука, измазанного невысохшими каплями краски, доходила почти до колен, но когда осмотрела свою майку пастельно-жёлтого цвета и джинсовые шорты, была готова убивать.