Помню, как усадили новоиспеченный объект в камеру на минус-третьем этаже, как засекретили все данные уровнем "четыре-штрих", превратив его в местную легенду. Помню, как Орлова скончалась, и пост перешёл не слишком решительному бюрократу Одинцову. Помню как на место освободившейся вакансии ведущего специалиста по условиям содержания поставили нижестоящего сотрудника, на смену которому пришёл более осторожный Артур Оганян. Я вижу как люди вокруг меняются, как в их глазах гаснет надежда на то, что однажды все аномальные объекты будут заперты, либо уничтожены, как действия, предписанные техникой безопасности, перерастают в параноидальные привычки, как страх закрыть глаза и остаться в тишине заполняет каждую клеточку их мозга. Ведь для того, чтобы навсегда потерять себя в борьбе со сверхъестественным, иногда достаточно всего лишь четырёх минут темноты. Мне страшно, когда я об этом думаю.
Моя память с годами всё острее, и я ясно помню момент моего первого столкновения со сверхъестественным в пределах моего рабочего места. Как и все подобные случаи, они происходят посреди самого скучного рабочего дня. Я в очередной раз закидывал на полку стеллажа коробку с отчётами за двухтысячный год, а потом обернулся и увидел то, о чём месяц назад читал в одном из документов.
Одно из самых ярких ощущений, сопровождающих встречу неподготовленного человека с необъяснимым является чувство, будто ты находишься на краю пропасти, и земля уходит у тебя из под ног. Весь твой опыт, все твои знания, просто в один миг обесцениваются, ведь ничто из этого не поможет тебе объяснить то, что ты видишь.
А я наблюдал лишь высокую тощую фигуру, словно наспех вылепленную из белого пластилина, которую венчала непомерно огромная голова. Две бездонные дыры на месте глаз были обращены в мою сторону. И рот. Огромный, полный кривых прямоугольных зубов, растянутый в самой широкой улыбке, которую я когда-либо видел. Это было не лицо. Это была гримаса. Жуткая неописуемая гримаса, насмехающаяся над твоей реакцией.
С минуту мы оба стояли, застыв на месте. Я не мог даже вздохнуть, чтобы испустить вопль, а он… Он просто смотрел. А потом засмеялся, и, — клянусь Богом, — этот смех когда-то принадлежал маленькому ребёнку. Вот этот короткий смешок, когда юный сорванец, совершив какую-то гадость, радостно гогочет, удирая от разгневанного родителя. Также и этот монстр, посмеявшись надо мной, кинулся наутёк вглубь склада, навсегда проделав в моей душе дыру от увиденного. Нечто ужасное, укравшее смех младенца. Он убегал, пока я, задыхаясь от ужаса, медленно оседал на пол, слыша сквозь стук собственного сердца топот его ног.
Вдруг дверь на склад открылась и вошёл охранник. Оглядев меня, съёжившегося в коридорчике между длинных полок с макулатурой, он понимающе ухмыльнулся:
— Первый раз, да?
Это был "Хохотун". Объект под номером 6390, классифицированный как безопасный. Живое доказательство того, что у вселенной есть чувство юмора. Неизвестным образом он сбегал, сбегает и будет сбегать из под условий содержания примерно каждые шесть месяцев. Тщедушное тело не способно нанести кому-либо физический вред, а вся деятельность объекта заключается в том, чтобы возникать в самых неожиданных местах минус-второго этажа и пугать очевидцев внезапным появлением. За многие годы работы, члены персонала постепенно привыкли к его фокусам, и даже иногда смеются вместе с ним, чтобы после этого, носиться по коридорам с криком «Стой, сука!». Кроме того, гуманоид не является разумным в достаточной степени, чтобы понять концепцию верха и низа, что не даёт ему оказаться этажом выше или ниже, или воспользоваться лифтом. Всё вышеперечисленное служит причиной тому, почему комитет по этике по сей день отвергает предложения сломать Хохотуну ноги.
Есть на моём складе и более интересные, даже полезные объекты. Например, говорящие головы из гипса. Я даже храню копии документов с условиями содержания, так как люблю их перечитывать на досуге, вот они.