Два дня в апреле

Лео не знает о том, что Финна больше нет. Она не захотела его расстраивать. «Ничего ему не говорите! — предупредила она персонал. — Ему лучше ничего не знать!» Мо поняла, что врачи нашли её просьбу абсурдной, и, наверное, они в чём-то правы. Вон Стефан, пациент из соседней с Лео палаты, умер два месяца тому назад, но Лео никак не отреагировал на известие о его смерти, когда Мо сообщила ему об этом спустя пару дней. И всё же ей была нестерпима сама мысль о том, что Лео должен будет услышать о смерти сына. Какому отцу, даже такому, в кого превратился сейчас Лео, жить с мыслью, что твой сын погиб?

Между тем Лео поглощает свой десерт с тем же отсутствующим выражением лица, что и остальную еду. А ведь было время, когда он обожал такие десерты. Печёные яблоки! Он готов был лакомиться ими хоть каждый день, лишь бы она готовила их для него. Ему нравилось, как она запекает яблоки: кладёт внутрь кусочек масла, щепотку корицы и чайную ложечку сахара.

А перетёртый крыжовник с мороженым? Как только в магазинах появлялся крыжовник, Лео немедленно просил её приготовить именно это лакомство. А еще ему очень нравились пироги с ревенем, свежие булочки с толстым слоем масла и, конечно, взбитые сливки, которые он готов был поглощать в неимоверных количествах. По крайней мере, три или четыре порции — в обязательном порядке. К счастью, это никак не сказывалось на его фигуре. Лео никогда не был склонен к полноте.

В животе у неё громко урчит. Даже звяканье чайной ложечки о вазочку с желе не заглушает этот звук. Она виновато улыбается, глядя на мужа, но тот никак не реагирует на её улыбку. Трудно поверить, что когда-то он был завзятым юмористом и обожал всяческие хохмочки. Зато сейчас чувство юмора у него отсутствует полностью. А ведь было время, когда он заставлял её смеяться до колик в боку. Умел рассмешить, ничего не скажешь! То забавную рожицу, бывало, скорчит, то особым образом выгнет бровь или пошевелит челюстью. Помнится, ему удавалось заставить её улыбаться даже после выкидышей. Ну да всё это в прошлом! Ушло безвозвратно…

Она скармливает ему последнюю ложечку крема.

— Ну вот, теперь всё! — констатирует она с удовлетворением.

В июне будет девять лет, как всё это началось. Ей в то время было шестьдесят шесть, ему оставался всего лишь месяц до семидесятилетия. И вот наступил момент, когда пришлось признать очевидное: всё, она выдохлась и уже не в состоянии справляться с ним самостоятельно. А ведь до этого она убеждала и себя, и Финна, что всё обязательно нормализуется и она со всем управится сама. Бессонные ночи (а она ночами не смыкала глаз, опасаясь, что, как только она утратит контроль над мужем, тот может что-нибудь натворить) окончательно добили её. И тогда было решено поместить Лео в лечебницу.

И вот уже целых девять лет она прожила без своего Лео. Тогда она продала их огромный дом, который они унаследовали от его родителей, и переехала в небольшой кирпичный домик, в пользу которого было лишь то, что он находится недалеко от лечебницы. Все оставшиеся от покупки новой недвижимости деньги пошли на содержание Лео, плюс еще средства, получаемые по медицинской страховке. В своё время, как только магазин стал приносить прибыль, Лео тут же оформил страховой полис.

Итак, девять лет в лечебнице. И целых восемь — с того дня, когда он окончательно перестал реагировать на её появление, уже не узнавая жену даже в лицо. И почти три года прошло с тех пор, как он перестал говорить. Не говорит ни с кем, в том числе и с нею.

Он всё больше и больше уходит в себя. «Распад личности продолжается» — такими словами доктора рисуют ей нынешнее состояние Лео. Сознание постепенно расщепляется, и он теряет человеческое обличие. Уже не может больше самостоятельно пользоваться туалетом, не может сам есть, умываться, обихаживать себя. И способность ходить тоже почти утрачена. Он в состоянии сделать всего лишь несколько шаркающих шагов и только. В июле Лео исполняется семьдесят девять лет. Но разве можно назвать его нынешнюю жизнь жизнью в полном смысле этого слова? Скорее это просто некое безличное существование. И в этом смысле его тоже больше нет с нею, как нет её дорогого Финна.

Однако он всё еще живёт, дышит, ест, еще способен заглотить кусок и даже пережевать его. Значит, он всё еще с ней. И к тому же он — её муж. Муж! В болезни и в здравии, до самого своего смертного часа. Врачи не строят прогнозов на его счёт. Впрочем, она и не спрашивает их об этом. Зачем ей знать? Да и что существенно способна поменять такая информация в её жизни?