Два дня в апреле

Каждый раз, когда Джек привозил дочь на очередное свидание с матерью и та вылезала из машины, Изабель встречала её самой лучезарной улыбкой из всех, на какие была способна. Она покупала ей всяческие вкусности, водила в кино — видит бог, как же ей опостылел этот кинематограф! Она и так пять дней в неделю торчала в кинотеатре, устроившись туда на работу билетёршей. Более подходящего места она пока найти так и не смогла. Словом, Изабель из кожи вон лезла, чтобы загладить свою вину перед дочерью за то, что отсутствовала в её жизни целых четыре месяца, но долгожданного примирения так и не случилось. Они как были чужими друг другу, так и остались чужими навсегда.

Для Дафнии эти обязательные встречи с матерью превратились в самую настоящую пытку. Изабель видела это и всё понимала. Да, при встрече дочь вежливо здоровалась с ней, но держалась отчуждённо. Девочке было абсолютно всё равно, куда поведёт её мать или что новенького она ей купит. С рассеянным видом выдавливала из себя слова благодарности за очередную подаренную ей безделушку, тихим голоском отвечала на поставленный вопрос, но сама никогда и ни о чём не расспрашивала Изабель. Так же равнодушно она пялилась на экран во время киносеанса, не выпуская при этом палец изо рта.

И невозможно было без внутренней боли смотреть на то, с какой радостью, с каким ликованием, можно сказать, Дафния встречала отца, когда тот приезжал за ней. Стоило только Джеку появиться в дверях кафе, как её лицо моментально озарялось светом. Она опрометью бросалась к нему, рывком отодвинув от себя тарелку с почти нетронутым угощением. За которое, между прочим, мать платила свои кровные, честно заработанные денежки. Такое впечатление, что вместе с тарелкой Дафния отодвигала в сторону и её саму, Изабель, начисто забывая о её существовании до очередной обязательной «свиданки», которая откровенно была ей в тягость.

Наконец всё это стало просто невыносимым. И, когда Дафния вступила в подростковый возраст, Изабель уступила. Число свиданий и их периодичность сократили. А потом их встречи и вовсе прекратились, как-то сами собой. «Я перезвоню тебе потом», — говорила ей Дафния, объясняя в трубку, почему она не может встретиться с матерью в очередную субботу. И всегда у неё находились веские причины для того, чтобы избежать этих встреч. Изабель не перечила, она уже давно поняла, что никогда ей не обрести прежней близости с дочерью, и мысль о том, что она сама, своими руками, порушила их отношения, болючей занозой сидела в её сердце, вызывая лишь горькие сожаления о содеянном.

Словом, постепенно их контакты свелись к еженедельному телефонному разговору, весьма необременительному и недолгому. Этой практики они придерживаются и сегодня. Иногда они встречаются за ленчем, и всегда инициатором таких встреч выступает Изабель. А Дафния, в свою очередь, всякий раз порывается заплатить за себя сама. Чего Изабель никак не может допустить: она пригласила, она и платит. Она же может позволить себе хотя бы такую малость по отношению к собственной дочери!

И их телефонные разговоры, и беседы за ленчем — почти всегда ни о чём. Так, всякие пустяки, ничего существенного или, тем более, личного. «Пожалуй, — думает Изабель с болью, — Дафния соглашается на подобные встречи исключительно потому, что ей так проще». Легче сходить, чем выискивать причины и объяснять матери, почему она не может встретиться с нею. Больно осознавать всё это. Но выбирать не приходится. С этой болью ей придётся жить до конца своих дней. Она предала своего ребёнка, пусть и на короткий отрезок времени. Повернулась к собственной дочери спиной, а в итоге потеряла её навсегда.

Изабель наполняет ванну и, пока вода льётся, размышляет о том, какой непростой день предстоит сегодня пережить Дафнии. Казалось, что впереди у неё и Финна целая вечность совместной жизни. Ведь одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять — эти двое буквально созданы друг для друга. Не то чтобы у Изабель было много случаев наблюдать за семейной жизнью дочери. Она и с Финном-то познакомилась лишь тогда, когда Дафния стала его официальной невестой, а потому уже была просто обязана представить своего жениха матери.

Но на их свадьбе Изабель присутствовала и видела, как светится её дочь. Весь день Дафния пребывала, можно сказать, на седьмом небе от счастья. Невозможно было забыть, с каким обожанием она взглянула на Финна, когда священник провозгласил их мужем и женой.