Два дня в апреле

— Алекс, — начинает она осторожно, сложив руки на коленях. Она почти не притронулась к еде, а два бокала вина сделали своё дело. Ей легко, и голова у неё ясна. — Мне надо поговорить с тобой.

Он молча смотрит на неё.

— Мне плохо! — говорит она тихо, чувствуя, как всё у неё внутри сжимается. — Мне уже давно плохо! Я несчастлива много лет.

Вот оно, то самое! Слово сказано! И все пути к отступлению отрезаны.

На его лбу, чуть выше переносицы, появляется едва заметная морщинка, в остальном же выражение его лица остаётся прежним.

— В чем же дело?

— В нас! — отвечает она ему просто. — Всё дело в нас с тобой.

Руки её непроизвольно сжимаются в кулаки. Она чувствует, как больно упираются кончики пальцев её ног в носки туфель.

— Ты понимаешь меня?

Он слегка склоняет голову набок и начинает разглядывать лицо жены, словно пытаясь разгадать какую-то загадку, которую она почему-то от него скрывает. «Вот точно с таким же выражением лица, — думает Изабель, — он обычно разговаривает со своими клиентами, когда начинает запугивать их всякими сложностями и непредсказуемостью предстоящего судебного разбирательства или когда пытается выяснить для себя, насколько они чистосердечны и правдивы в разговоре с ним».

— Мы с тобой так и не сработались, — говорит она ровным тоном. — И брак наш тоже не работает.

Алекс недоверчиво вскидывает брови.

— Не работает? — столько недоумения в одном этом слове. Она видит, как слегка дёргается уголок его губ. Такое впечатление, что он хочет растянуть их в удивлённой улыбке.

— Послушай меня, Алекс! — продолжает она медленно, тщательно взвешивая каждое слово. — Пожалуйста, выслушай! Наш брак неудачен. Думаю, он был неудачен уже изначально. Мне кажется, мы с самого начала не подходили друг другу. У нас ведь нет ничего… общего. В сущности, мы чужие друг другу люди.

Но вот, впервые за все время их разговора, она видит, как сужаются его глаза, а взгляд делается колючим. И ни тени улыбки на лице.

— Ничего общего, говоришь? — спрашивает он её ледяным тоном. — Да у нас тьма общего, причём каждый божий день. Мы живём под одной крышей… как говорится, делим кров и стол, у нас нормальные, здоровые супружеские отношения.

Изабель начинает в отчаянии трясти головой. Ну почему он не понимает её? Почему до него не доходит? Она больно упирается кулаками в бёдра.

— Алекс, — голос её звучит ровно, но безжизненно, — ты любишь меня?

Какая-то тень пробегает по его лицу, лёгкая мимолётная тень. Она исчезает так быстро, что Изабель даже не успевает понять, что это было. Он смотрит на неё в упор и молчит. В комнате зависает мёртвая тишина. Пожалуй, она длится не более трёх или четырёх секунд. Но ей достаточно. Он всё сказал!

Но вот он спохватывается и открывает рот. Поздно! Слишком поздно!

— Какого чёрта…

— Я ухожу от тебя, Алекс! — прерывает она его на полуслове. — Я ухожу!

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Глаза по-прежнему буравят её.

— Ты что? — спрашивает он негромко, но в голосе уже слышны дальние раскаты грома.

По всей вероятности, он готов перейти к угрозам. Надо держаться! Из последних сил, но держаться! Его немигающий взгляд, странное выражение лица пугают. От напряжения руки начинают ныть. Тогда она разжимает кулаки, и ноющая боль стихает.

— Между нами всё кончено, Алекс! Мне жаль, но это так. И больше так не может продолжаться.

Усилием воли Изабель заставляет себя выдержать взгляд мужа. Она должна быть сильной. Должна! Она слышит, как глухо стучит её сердце, поднимаясь всё выше и выше. Кажется, ещё немного, и оно застрянет в горле. Шея горит, будто охваченная огнём. Плечи до острой боли свело от напряжения. Но ни в коем случае сейчас нельзя дать слабину.

— Больше жить с тобой я не могу. Этот брак… он меня убивает в буквальном смысле слова.

— Убивает? — его рот кривится в саркастической ухмылке.

— Алекс! Прошу тебя!

— Да ты имеешь всё, что твоей душе угодно! — Он говорит отрывисто, с нескрываемым бешенством, и каждое произнесённое им слово звучит, словно удар хлыстом. — Я тебе никогда и ни в чём не отказывал! Ни в чём! Скажи мне, чего я тебе недодал?

— Любви! — Она чувствует, как кровь ударяет ей в лицо. — Ты недодал мне любви. Ты её вообще мне не дал!

Алекс начинает энергично растирать рукой свою челюсть, по-прежнему не сводя с неё глаз. Едва слышно, как потрескивает щетина под его пальцами.

— Алекс! — обращается она к нему негромким голосом. — Когда ты в последний раз назвал меня по имени?

Сердцебиение усиливается. Каждый удар отдаётся громким эхом в ушах, и она почти не слышит собственных слов.

— По имени?! — В голосе звучст удивление и нескрываемое презрение. — Так вот что тебя волнует на самом деле! Оказывается, я слишком редко произношу слово «Изабель»!

Она отрицательно качает головой.