Два друга

Вскоре появился степенно шагающий и широко улыбающийся виновник торжества. Поцеловав Лену в щёчку, правую руку подал Климову для приветствия, левой дружески хлопнул по плечу и сказал:

– Не психуй, давай гитару и топай за мной.

Не выпуская ручки зимнего чехла гитары, тот сразу ответил:

– Гитару я тебе не доверяю, а впрочем, и никому, давай, показывай, куда идти.

Поднимаясь в сопровождении поэта по лестнице и увидев плакат с его фотографией, Лена восторженно воскликнула:

Ой, Витя ! Какой ты красивый! Да в красной рубахе!

И, приостановившись, стала рассматривать красочное изображение. Аккуратным движением руки муж отодвинул жену в сторону и, подойдя поближе, плюнул в афишу.

Елена, растерявшись от неожиданной выходки супруга, воскликнула:

Ты что творишь? Ведь люди смотрят!

На что тот, даже не задумываясь, с невозмутимым, но слегка проказливым видом произнёс:

Это для того, чтобы нашего ноздреватенького не сглазили. Представь, сколько разных людей пялятся на него в течение дня. А ты что подумала? – обратился он к супруге, повернувшись.

Виктор, ухмыляясь художеству и находчивости друга, слегка подталкивая его в спину, добродушно поторопил:

– Давай, давай, иди дальше. Время уже начинать.

В небольшом конференц-зале гудел собравшийся народ. За столом – так называемым лобным местом, слегка смущённые обилием людей, сидели Тузы – поэт Николай и его жена – прозаик Галина. Хотя – сначала прозаик, им она стала раньше, чем женой Николая. Супругов напрягала роль ведущих, им предназначавшаяся. Как и Казаков, они не любили помпезности и всячески старались этого избегать. Однако данной троице, известной своим творчеством в литературных кругах, сегодня раствориться в толпе навряд ли удастся.

Свернув резко вправо, Климовы быстро поднимались по редким мягким ступенькам в конец зала. Стараясь перекричать ор, Виктор повысил голос и кинул удаляющейся семейной паре вдогонку:

– Славик, иди к нам!

На что сразу же получил многообещающий ответ:

Нет уж, мне надо настроить гитару. Да ещё, как и положено на таких мероприятиях, я хочу слегка вздремнуть...

Вскоре люди стихли, виновник торжества, держа в руке свой новый сборник «Сентябрь в тёмно-синем», открыл встречу, связанную ещё и с его шестидесятилетием. Поприветствовав гостей, Виктор обвёл взором собравшихся и с присущим ему лёгким сарказмом произнёс:

К сожалению, сегодня здесь отсутствуют оппоненты...

С галёрки не до конца заполненного зала, вклинившись в возникшую паузу, забавы ради прозвучало отчётливое:

А ты не беспокойся, трудности я тебе сегодня обеспечу!

И несложно было догадаться, кто продолжал вносить смуту в собрание местного бомонда и ему сопереживающих.

Слава, веди себя поприличней... – обратилась вполголоса жена к мужу.

А вы мне, девушка, не указ. Понаехали тут... Житья от вас нет... – тихо, но опять-таки по-хулигански пошутил он, склонившись над гитарой и пытаясь услышать тонкий звук спаренных струн.

(Елена по отцу была осетинка, а по матери – украинка).

Вот же зараза какая, я больше с тобой никуда не пойду... – шёпотом, также шутливо ответила она. Остроту его забав понимали далеко не все, в отличие от близких и друзей.

Не успела двенадцатиструнка после температурного перепада прийти в себя, как Виктор вновь обратился к гитаристу:

Давай, Славик, с тебя и начнём!

Давай! – быстро согласился он. – А то меня кондратий хватит...

Елена помогла мужу выйти и разместиться между притихшей публикой и литературной тройкой. По ранней договорённости с Казаковым, они с ним были одеты в светлые сорочки с длинным рукавом, строгие брюки с наглаженными стрелками и чёрные туфли. Представший перед залом быстро перебросил через голову широкий гитарный ремень и поправил инструмент. Стараясь успокоить себя, глубоко вдохнул и, шумно выдохнув, продолжил едва начатую встречу. По всему было видно, что слова ему давались с трудом. Рассказывал он об известном поэте, но мало знакомом присутствующим участнике афганских событий. Во время исполнения «Цинковой почты» на небольшом экране шла хроника минувшей войны. Желая вывести слушателей из грустного настроения, между песнями под свои мелодии и на стихи Казакова, Слава вспоминал шутейные случаи, связанные с их дружбой. Внимающий зал с оживлённым удовольствием принимал и грустное, и весёлое.