Два друга

– Ладно, давай, творческая личность, без лишних пустословий. Отчего такой радостный и что требуется? Ты же у меня как в приборе ночного видения.

– Вот поэтому-то я и называю тебя «очкарик», потому что они все слепцы. А вот ты моё фамильное достояние не трожь.

– Да нужен мне твой флюгер, ведь с нашими ставропольскими ветрами да пылью иметь такой нос – одни лишь проблемы. Ладно, давай к теме.

Здесь они ненадолго замолчали, и Виктор уже серьёзным тоном предложил дружку поучаствовать в гонке.

– Я же сказал, что в эти игры не играю.

– Мне нужно срочно вернуть долги...

Повисла пауза, Вячеслав, раздираемый противоречивыми чувствами, взвешивал не порадовавшее его предложение. А трубка тем временем тихо шумела и изредка щёлкала. Затем Слава, тяжело вздохнув, выдавил:

Согласен, но с одним условием. Мы не называем их имён и фамилий...

А я им так и сказал, что со мной очкарик точно согласится! – выпалил повеселевший Казаков.

Час спустя, когда над городом уже зажглись осветительные и рекламные огни, в дверь настойчиво и продолжительно позвонили.

Вот тебе стихи, завтра в десять ноль-ноль – запись в студии драмтеатра, – слегка хамовато, но с уважительной задорностью сказал Виктор Славе.

И лишь потом познакомил со своим другом и оператором Львом Соловьёвым. Пребывая в полном недоумении и ошарашенный напористостью поэта, удерживая измятый листок и отшагнув назад, Слава сказал:

У тебя башню заклинило? Для тех, кто на бронепоезде, напоминаю, что завтра мне во вторую смену на работу. И, что самое главное, надо выучить текст, сочинить мелодию и, соединив, всё спеть. Да не просто спеть для узкого круга, а для широкой публики...

На что гости лишь переглянулись, а Казаков, всё с тем же хамоватым уважением, как это мог сделать только он, похлопывая друга по плечу, с улыбкой добавил:

До утра времени предостаточно, успеешь...

Визитёры ушли, а хозяин, озадаченно наморщив лоб, ещё продолжал стоять с недоумённым видом, замерев с листком в руках, размышляя вслух:

– Ну и зачем тебе это всё было надо, Слава?..

В музыкальной студии театра имени Лермонтова запись состоялась с третьей попытки...

Марина рассказала свою историю.

...Холодным снежным мурманским вечером, в уютной теплоте городского такси, она возвращалась домой. В салоне довольно громко, а впрочем, как всегда у водил, играла музыка. Пассажирка уже готовилась выйти, как из колонок невесело, но и не совсем уж чтобы печально зазвучала гитара. Неизвестный голос, удерживая тонкую линию между грустью и рассказом выжившего, запел о солдатской потере и дружбе. Расплачиваясь с «извозчиком», Марина спросила имя исполнителя. В ответ таксист отрицательно покачал головой. Однако интернет – довольно практичная и необходимая штука, особенно когда используется по делу. Вскоре, всего лишь по двум запомнившимся словам, песня была найдена.

А потом на протяжении 15 лет она звучала, когда приходила и накрывала тоска. Марина слушала и болела душой, как гитара и голос. Открытие случилось подобно разорвавшейся бомбе из слёз. Как-то, уже в Ставрополе, вернувшись из поликлиники домой, отыскала в соцсетях массажиста. На его страничке просмотрела видеоролик. На экране тёплая компания сменялась хроникой Афганской войны и снова – молодые ребята за маленьким столом. 15 лет слушала, но никогда не смотрела видео, не хотела травить себе душу...

Поэт, сидя за столом в массажном кабинете, подписывал свою новую книгу Марине.

Какие замечательные стихи, – говорила она задумчиво, следя за авторучкой пишущего. И вздохнув, тут же добавила:

Ну а какой голос, и как поёт... – и, посмотрев уже на Вячеслава, словно радуясь вовремя посетившей мысли, добавила: – А распишитесь, пожалуйста, и вы.

Покуда массажист оставлял свою подпись на книге, она спросила :

Виктор, у вас такие прекрасные стихи, а вы не думали проводить с другими литературную учебу?

На что поэт, указав подбородком на сидящего друга, серьёзно, но и немного шутливо, произнёс:

Да вон, поливаю-поливаю, а ничего, кроме сорняков.

Тот, как всегда, не заставив себя долго ждать, парировал цитатой, украденной из кинокомедии:

...Ты на что, царская морда, намекаешь?

Затем, слегка насупившись, поправил давящие на травмированную переносицу очки, подразмыслив, добавил:

У нас в народе говорят: «Дерьмо пчёлы, дерьмо мёд»...

Поэт, рассмеявшись, оценил ответ:

– Ну что ж, недурно. Остроумие тоже принимается.

Когда же они остались вдвоём, словесная перепалка продолжилась.