Встав с массажного стола и слегка покачнувшись от смены положения тела, поправляя серо-фиолетовую робу, Слава подошёл к письменному столу. Открыл дверцу, вынул бумажную коробку и демонстративно положил перед уже не новой, но прекрасно сохранившейся декой, из деревянных колонок которой мелодично, справа налево и наоборот, переливалась японская флейта. Тяжело гремя стулом, устало присел за стол.
Руки длинные, дотянешься. А хотя постой, – ловко отыскал зацепку, разорвал тонкий полиэтилен и, вскрыв упаковку, проговорил дружку:
Тяни не глядя.
Честно отвернувшийся Витёк потянулся правой рукой.
Ну что притих, говори, что попалось?
С наслаждением и неторопливо тот рассматривал яркий рисунок.
Орден Святого Георгия...
Гад, я его хотел...
Казаков тем временем высыпал содержимое коробки на серовато-матовый стол. Не торопясь поковырялся, выбрал одну шоколадку и, положив перед Вячеславом, сказал:
На, жри свой «Орден Красного Знамени».
К боевым наградам они относились с уважением, но только не к «песочным», как они называли юбилейные медали. У поэта на данную тему были написаны строки: «Юбилейные медали не вручают, а суют. Мы за эту землю дрались, дрались как бы за свою...».
К двадцатипятилетию вывода войск из Афганистана Казакова дважды приглашали в военкомат получить юбилейную медаль, а он отказался. Климов с постным лицом сразу прятал награды в шкатулку, называемою им «похоронный набор».
С важной неторопливостью, подобно своим движениям, Виктор сказал размеренным тоном, завершая осмотр цветной этикетки:
– Насчёт праведника ты маханул – это раз. А то, что ты уже припоздал умнеть лет так на пять, а может, и на все сто сорок пять – это два.
– Жуй да помалкивай, – задорно огрызнулся Климов.
А ты не командуй.
У гостя приятным аккордеоном зазвонил телефон. Массажист, сливавшийся своей униформой со схожими тонами кабинета – синим линолеумом, светло-фиолетовыми стенами и голубой шторой, терпеливо пережидал привычную картину. Вскоре дружок начнёт заводиться, а затем и вовсе, повысив голос, перейдёт на нервно-командные тона. При одном условии: если звонят свои (за исключением дочери). Так получилось и в этот раз.
– Всё, я сказал, потом перезвоню, я у Славика в поликлинике, – раздраженно заворчал и «отбил» трубку.
– Ну и чего разоряемся? – не скрывая своего удовлетворения, что вёл себя ровно так же вспыльчиво, спросил младший.
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Сто раз себе давал слово быть сдержанным и...
– И сто раз нарушал, – теперь уже повеселевшим голосом продолжил другой, перехватывая фразу и ухмыляясь.
В дверь застучала «мелкая дробь». По характерному звуку (каковые Слава с лёгкостью запоминал и определял) он быстро понял, что это та, которую ждали. Щёлкнула ручка, впуская шум больничной суеты, дверь приоткрылась и послышалось звонко-энергичное «Здравствуйте!».
Входите, Марина, – вставая со стула проговорил массажист. – Угощайтесь, – сказал он, указывая на сладости.
Нет, спасибо, – ответила она.
Знакомьтесь, это и есть тот самый автор текста «Цинковой почты».
Соблюдая тонкую границу дозволенного, не отводя пронзительно-светло-карих глаз, поэт изучал гостью. Она, в свою очередь, с женской задорностью и лёгкой шутливостью, словно играючи выдерживала его сверлящий луч.
Земля, ясное дело, круглая, а город – словно маленький хутор, где могут столкнуться фигуры, ходящие по своим линиям и исполняющие свои роли. Интересно знать, кто играет в этой шахматной партии главную роль – эти самые фигуры или чья-то неведомая рука. Но чтобы сошлись три линии в одном кабинете, это уж слишком. Однако так или иначе, оно случилось. Впервые с Мариной Климов столкнулся при типичных обстоятельствах, возникающих в медучреждениях. Поздоровались, по делу переговорили и курс лечения начался.
Как всегда, первым взял старт настольный таймер. Массажист придерживался точки зрения, что труд и пустословие – понятия несовместимые. Занятия йогой научили экономить личную энергию, да к тому же трепотня неизменно сбивает ритм дыхания. Большинство пациентов ведут себя вполне предсказуемо. Первое время настороженно присматриваются да прислушиваются к своим ощущениям. Затем, как правило, им становится скучно и они начинают вытягивать на разговор. Лечащий давно научился, не обижая краснобая, останавливать его вполне резонными рекомендациями: «Сосредоточиться на тактильных ощущениях по причине напряжения мышц, что категорически противопоказано во время массажа». Больному, который зачастую был здоровее лекаря, ничего не оставалось, как глазеть по сторонам. В углу, по левую руку от пациента, приютилась тумбочка с выдвижными ящиками для простыней, наверху которой красовался керамический горшок с раскидистой лилией. Прямо по курсу – большое окно с вертикальными жалюзи, в открытую форточку которого в церковно-праздничные дни доносился колокольный звон Андреевской кафедральной церкви. Параллельно кушетке, у другой стены, стоял письменный стол. Над столом, сразу под кондиционером, висели красный вымпел Боевого братства и бисерная вышивка с изображением пули, обвитой чёрным тюльпаном с надписью «Афган»...