Два друга

Пресса достаёт нас обычно раз в год, – рассказывал Вячеслав, – в день вывода советских войск из Афганистана. И вот – очередная дата, которую и праздником не назовёшь, но и «чёрной цифрой» тоже, по мне, ей больше подходит – День памяти. Ну так вот, в телефонном режиме уже назревало предстоящее знакомство с корреспондентом. Не горю особым желанием копаться в воспоминаниях, да и журналистов, мягко сказать, слегка недолюбливаю. Эти пронырливые ребята в поисках жареных новостей не стесняются влезть в самое сокровенное, будь то личная жизнь или переживания травмированной души. Самочувствие участника во время интервью и после публикации их мало интересует. Выслушивая звучащее в трубке предложение о встрече, я напряжённо думал, как бы увильнуть. Терпеливо дожидался завершения слышимого уже не раз, и тут вовремя осенила замечательная мысль. «Вы знаете, – говорю журналисту, – я не могу в связи с плотным графиком работы в поликлинике. Но ситуация легко поправима, у меня есть знакомый, прошедший Афганистан. Поверьте, лучше Казакова об этой войне никто не расскажет. Да и вдобавок ко всему, на эту тематику он пишет стихи...». Удачно переведя стрелки, с лёгкостью называю телефонный номер Виктора. Считая, что выигрышно завершил переговоры, сижу с упоённым видом, не скрывая весёлости от своей находчивости. Жена, видя моё сияющее лицо, желает знать причину утренней радости. «Да я одним выстрелом от журналистов открутился и с ранья Казакову напакостил», – отвечаю, одновременно набирая его номер. Довольно часто мы связывались по утрам, используя скайп.

Обмениваемся дежурным приветствием, и я аккуратненько, но с удовольствием сообщаю новость. На что получаю вполне заслуженный и мало ожидаемый мною ответ: «Да я им ещё вчера вечером дал твой номер, сказав, что лучше Климова об Афганистане никто не расскажет. И добавок ко всему, он ещё и под гитару поёт на эту тему...». Имея счёт «один-один», мы рассмеялись и распрощались. На этот раз общения с прессой избежали оба.

Выступающий тронул струны, гитара покорно отозвалась богатым звуком, и Слава запел. Зал послушно перешел от совместного с рассказчиком веселья к сопереживанию поющему.

Вообще-то, – продолжил он говорить, закончив петь, – мы хвалим друг друга довольно редко, даже, можно сказать, никогда. Но зато я ему часто говорю: «Ты, конечно, Казаков, поэт безусловно талантливый, но человек ты неважный...».

После сказанного Слава повернул голову влево и как будто бы сплюнул на пол. Публика взорвалась смехом. И, словно в доказательство произнесённого, два женских голоса, не удержавшись, воскликнули: «Да, это точно!».

На что Вячеслав, быстро развернувшись, обратился к сидящему за столом, широко и довольно улыбающемуся юбиляру.

– Видал, а ты говорил, что нет оппонентов, а нас уже трое. И ещё надо внимательно разобраться, чем это ты насолил таким прекрасным девушкам...

Слушатели вновь взорвались смехом. А гитарист, подстроив струны, запел. Завершая песню, на словах : «...Ворвался свинец и не отпустил. Скрутил и пригнул к земле...» голос заметно задрожал. Закончив исполнять, Слава снял гитару и, устало поблагодарив публику за внимание, попросил разрешения свернуть выступление. Сидящая в первом ряду пожилая женщина, видя его непростое внутреннее состояние, предложила глотнуть воды. На что Казаков громким голосом посоветовал заменить её на водку. Климов лишь молча перевёл взволнованное дыхание и отмахнулся, выражая всем своим видом и жестом руки их коронное и неизменное: «Да пошёл ты...».

Ровно год спустя их вновь собрал юбилей, но теперь уже – пятидесятилетие Вячеслава. Именинник встречал гостей в оригинально-стильных очках «Рай-Бан». Пару-тройку дней назад Казаков, не особо отличавшийся от своего друга по части выходок, опять-таки умудрился выкинуть номер. Зная, что сослуживец решил приобрести новые солнцезащитные, неизменно непроницаемые для посторонних взглядов тёмные очки, сказал: «Не мудри, у меня знакомая держит магазинчик, поэтому я смогу выбрать и по разумной цене взять, что понравится».