Два Генриха

Стали собираться в дорогу. На крыльцо высыпали фрейлины, наблюдая за сбором участников. Любуясь Ноэлем верхом на чалом жеребце, одна из них не преминула высказаться:

– Могу дать ему оценку, если вас это интересует. Он бесхитростный, прямой, презирает опасность, коварство и ложь. Настоящий рыцарь, не чета многим.

– Ого! – отозвалась другая. – Вот так заявление! Как это тебе удалось, милочка, за один вечер составить о нем такое лестное суждение? Уж не затащила ли ты его этой ночью к себе в спальню?

– Успокойся, дорогая, это есть кому сделать и без меня.

– Соперница? И ты готова уступить ей?

– Увы, она не из нашего круга. Эта птица парит высоко, туда не подняться ни одной из нас. Она с вершины Олимпа. Сильфиды, как известно, молчат там, где лиру берут в руки дочери Зевса.

– Так это графиня?

– Я видела, как они целовались, стоя у колонны, а ведь это их первая в жизни встреча!

– Не удивительно. Вспомним, сколько времени постель графини покрыта инеем. Семь лет! Пресвятая дева, тут не то что на первого встречного рыцаря, на истопника кинешься.

– Что ж, опустим крылышки, пока их нам не опалили.

– Нам и без того не удалось бы ими взмахнуть. Этот рыцарь из рода нормандских герцогов, которые, как известно, в родстве с королями, а его брат – сам император.

– Генрих Черный? – воскликнула еще одна фрейлина. – Ну и ну, вот так птица к нам залетела. Но откуда такие сведения? Кто мог тебе рассказать?

– Моя горничная. Она спит с его оруженосцем.

Замолчали. И снова восхищенные взгляды – на Ноэля.

– Настоящий античный титан, – нарушила молчание еще одна из фрейлин, наблюдая, как Ноэль гарцует на лошади, пересекая двор. Потом прибавила, вспомнив, видимо, с чего начался разговор: – Титаны тоже могучи, сильны, никогда не лгут и не изворачиваются.

– Ко всему тому, – подхватила первая, – он горяч и неуправляем, точно Зевс, а меч в его руке – молния царя богов!

– Титаны тоже были неистовы, отличались безудержностью страстей.

– Любопытно, каков он в любви?

– Вероятно, такой же, как Атлант и другие: если любит, так безоглядно, если борется и страдает, так до конца.

– Однако участь этих великанов незавидна: их превратили в чудовищ и оклеветали, внушив к ним ужас и отвращение. Одному Прометею удалось сохранить о себе добрую славу. Но это благодаря Эсхилу[59].

– Надеюсь, этого титана и без Эсхила минует чаша людской зависти и ненависти, что плодит врагов.

Наконец, кавалькада рыцарей тронулась в путь и задолго до полудня прибыла в замок Ланталь, где жила подруга Адвисы Леонора, сводная сестра графа Рено де Невер и мать виконта Жерье.

Глава 6. Назойливый влюбленный

Вечером в начавших сгущаться сумерках Адвиса Неверская вернулась в замок. И первым, кто их встретил у ворот, был… дворецкий. Но его не интересовал ни один из участников похода, за исключением одной всадницы, к которой он тут же подошел и, сияя улыбкой, помог спешиться. Агнес закатила глаза к небу, потом так посмотрела на г-на Жерома, что тому стало не по себе. Он весь сжался, ожидая раската грома, и дождался.

– Какого черта, Жером! – загремела Агнес, отдавая поводья конюху. – Полагаешь, без твоей помощи я не смогла бы соскочить с коня?

– Конечно же, кто может сомневаться, – залепетал дворецкий, виновато улыбаясь, – но я полагал, вам доставит удовольствие видеть рядом вашего покорного слугу и немого обожателя. Быть может, вам будет неприятно это слышать, но я ожидал вас. Поверьте, никто еще так не ждал. Даже сама Пенелопа…

– Не собираешься ли ты, почтенный Демосфен, декламировать мне поэму Гомера? – довольно грубо оборвала поток его словоизлияний Агнес. – Уволь! Лучше распорядись накрыть стол: я голодна, как немейский лев. Но поскольку ты не Геракл и у тебя нет с собой меча, я тотчас же наброшусь на тебя и сожру вместе с ключами, что гремят в твоем кармане, если ты немедленно не исчезнешь. Ну, что ты стоишь, будто обратившись в соляной столб?

Г-н Жером был наслышан о прожорливости немейского льва, поэтому, откланявшись, побежал отдавать распоряжения.

После ужина графиня пожелала помузицировать в обществе фрейлин, а потом позвала гостей к себе в кабинет, увешанный коврами, оружием, уставленный бюстами и статуэтками античных богов и героев. И потекла неторопливая беседа о покойном муже Адвисы, ее детях, о королевском семействе, о Роберте Капетинге и его трех женах. Потом коснулись императорского двора и семьи самого Генриха, перекинулись на Гослар, Туль, Констанц и вскоре заговорили, как мысленно подвел черту Ноэль, черт знает о чем. Стараясь всеми силами поддерживать беседу, он внимательно следил за графиней. Подаст ли она ему какой-нибудь знак? Покажет ли жестом или взглядом, что помнит их недавнюю беседу и готова принять его в своих покоях? Но лицо Адвисы оставалось бесстрастным: приветливая улыбка ни к чему не обязывала, а взгляд никуда не звал, ничего не обещал. С полной невозмутимостью он так же был устремлен на Агнес, как и на ее брата.