Два Генриха

– Скажите, люди добрые, или я не права? – обратилась дочь аббатисы к зрителям.

С трибун донеслись вначале робкие, потом стремительно приобретавшие уверенность голоса одобрения.

– А он сам? – Агнес вывела вперед крестьянина. – Как мог бы он поднять руку на этакого Циклопа, заведомо зная, что путь до дома из соседнего графства вовсе не близок? А его кулак? Взгляните! Можно ли таким кулачком разбить рожу этакой колоде, до которой ему, кстати, явно не дотянуться? Что скажешь, судья? – вперила Агнес жесткий взгляд в лицо вершителя суда. – Не знаешь, что ответить? Такие возражения не предусмотрены были в плане комедии, которую ты тут разыграл?

Трибуны загудели. Послышались обмены мнениями. Иные удивлялись, как это судье и им самим ничего подобного и в голову не пришло.

– А платок? – громко крикнула Агнес, стараясь перекрыть гул голосов и глядя на богатого соседа. – В чьей он крови: твоей жены или той девки, к которой ты бегаешь тайком? Почему суд безоговорочно верит заявлению обвинителя и вовсе не слушает обвиняемого? Только потому, что ему нечем заплатить или сумма ничтожно мала?

И вновь зароптали трибуны, заколыхались, как поле ржи, волнуемой ветром.

– Это неправда, клянусь! – бурно запротестовал судья, в смятении бегая глазами по рядам зрителей. – Правосудие неподкупно, разве тебе, женщина, это не известно?

– Правосудие в твоих руках столь же продажно, как мешок яблок в базарный день, и твоя лживая душа предстанет перед Богом в день Страшного суда. Что ответит она Создателю? Вряд ли ей удастся обмануть его, как сумел ты обвести вокруг пальца всех этих людей.

– Правда, правда! – донеслось с задних рядов трибун. – Говори дальше, народный судья, и пусть Святой дух поможет тебе!

– Он указывает мне на рот этого человека, в котором, как он утверждает, отсутствуют два зуба. Чтобы удостовериться в правдивости его слов, я прошу уважаемую сеньору графиню дать мне в помощники двух человек крепкого телосложения и лекаря. Стой, ни с места! – крикнула Агнес, увидев, как обвинитель пятится, стараясь скрыться. – Если ты сделаешь еще шаг, клянусь посохом Вседержителя, я зарублю тебя на месте!

И она наполовину вытащила меч из ножен.

Истец остановился, со страхом взирая на блеснувший клинок и тяжело дыша. Лоб его покрылся испариной. Тем временем по знаку графини рядом с Агнес встали два дюжих воина и с ними придворный лекарь.

– Держите этого плута с обеих сторон, – сказала она им, – не давайте ему вырваться. Сейчас я открою ему пасть, чтобы убедиться в том, правду ли он говорит.

Воины схватили обвинителя; Агнес подошла к нему и, видя, что он плотно сжал губы, вытащила кинжал. Верзила побледнел и перестал оказывать сопротивление. Агнес раскрыла ему рот и, держа его в таком положении, подозвала лекаря.

– А ну, Эскулап, загляни в эти врата Левиафана[67]. Думаю, тебе не составит труда распознать, давно ли здесь отсутствуют два зуба на нижней челюсти. Говори правду, это желание Господа и приказ сестры миропомазанника Божьего!

Врач внимательно посмотрел, покачал головой. Взглянув на Агнес, хотел ответить, но она приказала:

– Говори так, чтобы слышали все! Люди должны знать правду.

И в наступившей тишине врач громко объявил:

– В самом деле, отсутствуют два зуба там, где и говорил этот человек. Но по тому, как зарубцевались десны, можно с уверенностью утверждать, что этих зубов он лишился как минимум год назад. Следов свежих ран нет.

Трибуны взорвались взрывом негодования, обращенным на обвинителя. Лицо у того пошло пятнами, он ни на кого не смотрел, лишь раз бросил полный ненависти взгляд на разоблачителя его уловки.

– Отпустите его, – махнула Агнес рукой, и воины, оставив «пленника», вернулись на место. – Полагаю, всем теперь ясно, кому в действительности следует взять в руки раскаленный металл: тому, кто ложно обвиняет или тому, кто не может защитить себя. Я предоставляю судить об этом сестре короля, владелице этого замка. Надеюсь, она вынесет справедливое решение, заставив этого человека заплатить бедному крестьянину за оскорбление его жены и ложный донос.

Все взгляды устремились на графиню Неверскую. Она кивнула. С трибун раздались рукоплескания.

– А чтобы у кого-то из присутствующих все же не возникло дальнейших, даже самых малых сомнений, вспомним слова этой женщины. – И Агнес указала рукой на жену крестьянина. – Она публично поклялась Христом Спасителем и Его Матерью в том, что говорит правду! Разве может быть такая клятва ложной? Станет ли говорить такие слова человек, знающий, что за обман лишится покаяния, и душа его, не спасенная и не принятая Богом, попадет в ад на праздник слуг Люцифера?

Жена крестьянина от смущения покраснела. Прижимая к себе ребенка, истово осенила себя крестом. То же сделал и ее старший сын, глядя на мать.

Публика ревела от восторга, хлопала в ладоши, крестилась. Одни кричали, требуя загасить костер, другие предлагали поменять местами обвинителя и обвиняемого. На мать и сына смотрели теперь как на жертвы произвола. К ним подошли, повели, усадили на лучшие места.