Два Генриха

Надменно выпятив нижнюю губу и поглядывая то на судью, то на графиню Неверскую, человек этот стал обвинять своего соседа в том, что тот ударил его по лицу, при этом разбил нос и выбил два зуба. И указал рукой на ответчика – человека ниже среднего роста, худощавого, бедно одетого, бледного и, чувствовалось по всему, напуганного предстоящим судилищем. Рядом с ним стояла его жена, держа на руках младенца. Их второй сын, мальчик лет шести, недоуменно взирал на господские трибуны и, держа отца за руку, время от времени бросал на него вопрошающий взгляд.

– За что ты ударил этого человека, разбил ему нос и выбил зуб? – спросил судья.

– Два зуба! – поправил истец.

– Пусть будет два. Говори, суд слушает тебя.

– Он лжет, – громко сказал крестьянин, бросив полный ненависти взгляд на своего зажиточного соседа. – Я всего лишь дал ему пощечину. Нос остался целым, да и зубы тоже.

– А я утверждаю, что он ударил меня кулаком, да еще изо всей силы! – повышая голос и брызгая слюной, гремел сосед. – У меня есть десять свидетелей, они подтвердят, вот они. – И он указал на нескольких человек, стоявших у него за спиной.

– Врешь, Жиль! – вскипел вдруг крестьянин. – Никого рядом не было! Как могли они видеть? Негодяй, веревка по тебе плачет! Сколько народу уже обидел, скольких по миру пустил, отбирая у них землю! И у нас хочешь отобрать. Всё тебе мало, никак не набьешь свое брюхо и карманы нашими деньгами! Но Бог видит, он отомстит тебе за все!

– Суд не интересует образ жизни подателя жалобы, и он не разбирает такие дела, – бесстрастно произнес судья. – Отвечай, за что ты ударил его?

– За то, что он назвал мою жену нищенкой и шлюхой с выводком недоносков, вот за что.

– Это правда? – обратился судья к богатому соседу?

– Да не есть мне три дня, если это было так! – возмутился тот. – Я всего лишь посочувствовал, как ей, бедняжке, тяжело вести хозяйство и кормить двоих детей, а он набросился на меня.

– Чтоб отсох твой лживый язык, поганец! – вскричала вдруг жена крестьянина, чуть не бросаясь с кулаками на обидчика. – Бог свидетель, ты обозвал меня потаскухой, да еще плюнул в мою сторону! А наши детки? Ты назвал их недоносками, мерзавец!

– Врешь, женщина! – сверкнув на нее злобным взглядом, с презрением скривил губы сосед. – Не говорил я этого…

– За это муж и влепил тебе пощечину, – продолжала крестьянка, – но зубов не выбивал и не разбивал носа. Клянусь в этом Христом Спасителем и Богородицей! – закончила она, последнюю фразу адресуя судье и осеняя себя крестным знамением.

– Есть ли у тебя свидетели, обвиняемый? – обратился судья к ответчику. – Может ли кто-нибудь подтвердить, что эта женщина говорит правду, а твой сосед лжет?

– Вот мой сын. – Крестьянин вывел вперед мальчика, поставил перед собой. – Он все видел. Пусть он скажет. Скажи, Поль.

– Так и было, как сказала мама, – негромко проговорил мальчик, опустив глаза, – я сам видел. Потом папа ударил этого Жиля по щеке, а он как заорет… Кричал, что отдаст папу под суд за нанесение побоев.

Судья, переглянувшись с помощником и священником, многозначительно изрек:

– Один человек, к тому же близкий родственник, согласно закону франков не может быть свидетелем. Представь пятьдесят человек, которые заверят суд, что ты не мог нанести увечий этому человеку, и пусть каждый из них в знак истины поклянется на распятии и заплатит, согласно закону, по двадцать денье[65].

Желающих не нашлось, хотя истца многие ненавидели за грубость, хитрость, коварство. Но взнос был велик: на двадцать денье можно купить козу. Да и как дать такую страшную клятву, не зная самому правды? Грех велик, не отмолишь потом.

– Стало быть, – продолжал судья, – ты не можешь доказать свою невиновность? Ведь у тебя нет поручителей, в то время как обвинитель их предоставил.

Крестьянин молчал. Что он мог сказать? Правда куплена, он это видел, но заставить ее всплыть не мог. Поглядев на ухмыляющуюся физиономию соседа, потом на непроницаемые лица судей, он в отчаянии устремил взор на хозяйку замка. Его взгляд застыл на ее лице. Он умолял, он требовал, вопрошал: где же правда? Скажи же свое веское слово ты, женщина в нарядных одеждах, в шапочке с павлиньими перьями, окруженная воинами с мечами и кинжалами за поясом! Разве ты не видишь, что творится беззаконие?

Адвиса поймала этот взгляд.

– Если обвинитель утверждает это, пусть покажет свои два зуба, – громко сказала она. – Чем иначе он докажет свою правоту?

– Покажите суду зубы, – попросил судья.

Богач изменился в лице. Дело принимало нежелательный оборот. Где он возьмет их, если их нет? Но куда же они делись?.. Упали на землю, конечно, вместе с кровью! Почему же тогда он их не поднял? Вопрос остался без ответа, и истец сказал первое, что пришло ему в голову:

– Удар был таким сильным, что я их проглотил… Но я могу показать, где они были.

И он широко раскрыл рот, показывая судье два пустых места на нижней челюсти. Судья заглянул ему в рот и повернулся к трибунам:

– Двух зубов и в самом деле не хватает.