Два года в Испании. 1937—1939

Пако, стрелок, продолжал безостановочно ругаться, словно ему даже не требовалось набирать дыхание. Франсуа же быстро и коротко, как заклинание, повторял одно и то же крепкое слово.

— Тихо! — сказал Николас по-русски и прибавил по-испански: — Внимание!

Те замолчали не сразу, и Николас заметил, что Пако дрожит, а Франсуа бессмысленно бьет кулаком по ладони другой руки. «Вот черт, — мелькнуло в голове, — говорили: учи испанский! Как мне им теперь объяснить?»

— Внимание! — повторил он, поймал кулак Франсуа и разжал его пальцы, потом ткнул Пако в бок. Пако перестал дрожать и посмотрел на командира с внезапной надеждой. Успокоился и Франсуа, но он смотрел на командира критически. — Вот что, — сказал Николас, вкладывая в русскую речь столько повелительности и убеждения, чтобы они служили ему переводчиками. — Первое: не валять дурака! — Он скорчил гримасу и начал комически трястись от страха. — Это — нет! — сказал он по-испански.

Пако кивнул, Франсуа молчал и не двигался.

— А за нами придут, — сказал Николас и спросил по-испански: — Ясно?

Ничего не было ясно. Николас показал жестами: оттуда, сзади, из республиканских окопов, придут другие танки с тягачами, придут — фр, фр, фр, — станут вокруг, никого не подпустят, стреляя — тр, тр, тр, — тягач нас зацепит, вытянет, и все уйдем обратно. Ясно?

— Ясно, — закивал Пако.

— Ясно-то ясно, — пробурчал Франсуа. — Но посмотрим…

— А фашисты? — робко спросил Пако, и Франсуа иронически посмотрел на Николаса.

— Фашисты? — прищурился Николас. Этого вопроса он ждал и боялся, но оттягивать ответ было нельзя.

— Что — фашисты? Они думают: мы убиты.

Он ткнул пальцем в себя, в Пако и Франсуа и показал руками падение тел.

— Нет, — сказал Франсуа, — пожара не было, газолин (бензин все называли по-испански) не вспыхнул.

Пако закивал: да, да, газолин не вспыхнул, иначе они бы уже сгорели. Он даже рассмеялся от удовольствия, что не сгорел, но сейчас же нахмурился: во-первых, смеяться сейчас, вероятно, неприлично, во-вторых, фашисты не такие дураки, они поймут, что без пожара никто не мог сгореть.

— Не сгорели — это главное, — сказал Николас. — Ясно? — Чтобы перевести свои слова, он показал длинный нос в сторону фашистов и рассмеялся. Пако понравилось, что можно смеяться, и он расхохотался. Усмехнулся и Франсуа. — Теперь надо ждать, — с облегчением сказал Николас, думая, что разрядил атмосферу. — Ждать, — сказал он по-испански. Это слово он хорошо знал: любимым присловьем испанцев было — «надо подождать».

— Ждать нельзя, — сказал Франсуа, — они сейчас придут. И у них тоже найдутся тягачи. Они заставят нас выйти. Они возьмут нас в плен. Его (он показал на Пако), может быть, и не убьют, но ты знаешь, что они делают с нами, интернационалистами? И тебе, русскому, уж, наверно, не будет лучше.

Николас называл французов «мельницами»: ему казалось, что они говорят с невероятной быстротой, и говор их напоминал ему торопливое, то веселое, то встревоженное чириканье. Он не понимал ни слова по-французски, но речь и жесты Франсуа были достаточно выразительными, а главное, Николас понимал, о чем думает водитель.

Броня зазвенела: несколько пуль ударилось о нее. Николас вспрыгнул на свое место. Фашисты стреляли из укрытий, невидимые. Он сошел вниз.

— Дураки! — сказал он. — Броне ничего не сделаешь. — Он щелкнул ногтем о металл и презрительно отмахнулся. — А выскочим — подстрелят. — Он изобразил это жестами.

— А если из пушки? — спросил Франсуа. — Бум? — он показал, как снаряд разворотит танк.

— Они хотят взять танк целехоньким, — ответил Николас и сказал по-испански: — Нет, они хотят танк. А это, — он передразнил Франсуа, — это, нет, не хотят.

— Они хотят танк и нас вместе с танком, — сказал Франсуа.

— И что? — спросил его Николас.

Франсуа пожал плечами, потом сложил из пальцев револьвер и приставил его к виску.

— Ничего другого не остается, — сказал он. — Умрем как герои и как… дураки.

— Внимание! — крикнул Николас. Он считал, что это слово означает по-испански «смирно». — Я тебе покажу стреляться раньше времени! Танк оставлять только при крайней необходимости! С собой кончать только в безвыходном положении! За жизнь бороться до последнего! — Он выкрикнул это, не думая, что слово в слово повторяет полученные им указания, и не замечая, что кричит. — Я командир! Делать все только по моему приказу! Я командир, — перевел он. — Приказ — ждать! Ясно? Внимание!

Пако облизал сухие губы и кивнул. Франсуа снова пожал плечами, но сказал, коверкая испанские слова в ответе подчиненного:

— В вашем распоряжении…

Выстрелы давно затихли. Несколько минут прошло в полной тишине. Снаружи раздался стук, сначала осторожный, потом настойчивый. Они переглянулись, кинулись к щелям. Рядом с танком стоял фашист. Из-за поворота в окопе выглядывали другие. Фашист постучал еще раз и сказал громко:

— Красные, сдавайтесь! Вы отсюда не выйдете. Капитан обещает вам жизнь.

Он старался говорить спокойно и уверенно, но голос его на последнем слове дрогнул.