Два года в тундре

Несмотря на категорическое утверждение Друри о бессмысленности обучения диких оленей своими силами, Скляр решил приступить к этой работе. Партийная часть Оленсовхоза деятельно помогала этому первому в истории края начинанию, предоставив в распоряжение экспедиции пастуха-инструктора и 12 диких быков.

Первак и Семен работали на складе, развешивая и отбирая продукты и снаряжение для предстоящего маршрута. Рабочим, назначенным для обучения диких оленей, достали пыжиков на две кухлянки и торбаза.

В половине января солнце в первый раз осветило противоположный берег реки, а в конце месяца в полдень яркий луч ударил в окна экспедиционного домика. Не дождавшись сменной обуви, рабочие и Скляр уехали в табун. Температура воздуха упорно держалась около —48–50 градусов.

Аймет повез в Марково Баклана. В Усть-Белую они возвратились вместе с начальником экспедиции.

— А, дружище! Здравствуйте! С вас причитается, — закричал он Скляру, слезая с нарты.

— Сколько и за что?

— Я вам двадцать ламутских оленей достал!

Этот вечер был похож на праздник. Стены дома кряхтели и трещали от мороза, ярко пылали дрова в печке и камбузе. Начальник экспедиции и неожиданно приехавший с Мухоморной Чекмарев прогревались чаем с портвейном. Блаженно ухмылялся Аймет. Радоваться было чему, так как начальник экспедиции договорился с ламутами о том, что они подгонят к Усть-Белой проданных оленей к началу ярмарки.

Вскоре начальник уехал в Ново-Мариинск, а в Усть-Белой появились новые гости: председатель окрисполкома, его заместитель, уполномоченный ОГПУ и судья. Приближались перевыборы местных советов, совпадавшие по времени с ярмаркой, т. е. периодом наибольшего наплыва сюда чукчей.

База экспедиции превратилась в самый настоящий постоялый двор. Здесь то чаевали анадырцы, то приезжие со Снежной, то местные организации экспромтом устраивали совещания. Чаще стали наведываться чукчи. Красный уголок превратился в дом туземца, где проводились беседы с беднотой и готовилось помещение для делегатов районного съезда.

Положение с транспортом опять обострилось, так как на служебные разъезды окружных работников были мобилизованы все каюры и переводчики и для нужд экспедиции пока не оставалось ни одного. Окрисполком в этом отношении ничем не мог помочь экспедиции, так как передача ей переводчиков грозила срывом предвыборной кампании.

Кое-кто из камчадалов знал чукотский язык, но в большинстве случаев это были малонадежные люди, еще недавно занимавшиеся спекуляцией и жестокой эксплоатацией бедняков-чукчей.

Однажды в полдень заскрипела дверь, и в комнату ворвался белый, морозный туман. Какой-то, седой от инея, бородатый человек остановился у порога.

— Экспедиция здесь живет? — голос показался знакомым.

— Меньшиков? Ты это?

— Я-то и есть! Собак где взять можно?

Меньшиков приехал для выяснения некоторых вопросов в отношении транспорта, с которым у него обстояло дело еще хуже, чем у устьбельской партии. Он жаловался, что марковские власти не только не помогали, а даже тормозили его работу.

Представители округа в это время находились в Оленсовхозе, поэтому работникам экспедиции пришлось выехать на Снежную, где, кстати, надо было проведать рабочих, уехавших к табунам.

Подъезжая к ярангам, увидели толпу чукчей, которая при приближении нарт немедленно раздалась в стороны. На земле лежал коротко привязанный к шесту олень, непрерывно бивший головой о твердый снег, забрызганный кровью. Перебитая нижняя челюсть животного болталась из стороны в сторону.

— Зачем мучаете оленя?

— Не мучают, а учат, — прошептал Аймет, отворачиваясь.

Первак отозвал Скляра в сторону.

— Это уже другой олень из наших двенадцати пропадает. Этот челюсть поломал, первый ноги переломал. Бьются — пугливые очень и дикие… Впрочем, Иван Андреевич, не у нас одних такие неудачи. Зато вон четыре быка стоят… Те уж почти готовы — за человеком идут.

— А ну, покажи, как?

Первак взял за конец чаута, на котором один из быков ходил вокруг кустов, и начал осторожно подтягивать его к себе. Бык слегка упирался, но все же уступал силе человека. Подтянув оленя совсем близко, Первак ловко схватил его левой рукой за шею. Олень взвился на дыбы, но под тяжелой рукой Первака скоро присмирел. Василий переждал минутку и шагнул… Олень упирается… Первак сделал еще пару шагов… Короткий повод заставил и оленя сдвинуться с места. Еще два-три усилия — и покоренный бык спокойно пошел за человеком.

— Вот молодец! — похвалил его Первак. — Ну, а теперь иди гуляй, завтра запрягать попробуем…

Освобожденный бык отряхнулся, как собака, выбравшаяся из воды, и легкой рысцой побежал в табун.

В упряжке олени некрасивы, но свободный их бег прекрасен. Олень несет ветвистые рога как корону, голова поднята вверх, грудь рассекает воздух. Кажется, что олень не бежит, а летит над землей.

— Что же, Вася, не плохо получается. Как думаешь, с десятком управишься?

— Если не будет таких упрямых, как тс два, управимся. Завтра начнем запрягать с ездовым вместе до тех пор, пока не привыкнут к упряжи и к саням. Как привыкнут в паре ходить, то и по одному тянуть будут. Пастухи так говорят!