Но шанс, которым ещё не так-то просто было воспользоваться.
Дмитрий шагнул вправо, выпрямился и изобразил широкий замах алебардой, вроде бы случайно открывая верхнюю часть тела и голову и рассчитывая затем быстро уйти вниз и вперёд. В начале поединка он таким манёвром легко поднырнул под руку противника и зашёл ему за спину. Брюс, как и предполагалось, немедленно отреагировал длинным круговым ударом по восходящей траектории.
Всё бы произошло точно по сценарию, если бы не одно «но». Открытая рана отозвалась на резкое движение приступом дикой боли и заставила Дмитрия на мгновение просто замереть на месте. Этого хватило! Лезвие глефы, несмотря на обломанную почти наполовину переднюю часть, оставалось всё ещё опасным оружием. Оно скользнуло по кованному наплечью, подпрыгнув на нём, точно на трамплине, из-за чего ударило не в шею Дмитрия, а сильно выше, в верхнюю часть шлема.
Удар получился тяжёлым и оглушающим. Шлем перекосило, сильно затруднив обзор. Руки и ноги враз стали ватными и беспомощными. Алебарда потянула вниз, заставила присесть на одно колено.
Дмитрий оставил оружие на земле, обеими руками содрал с головы мешающий шлем и посмотрел прямо в торжествующее лицо соперника, на котором вновь появилась всё та же, по-видимому, «фирменная» ухмылка. Подумалось, вот он сейчас скажет что-нибудь вроде: «Ну что, допрыгался, салага?» Но нет. Брюс молча перехватил глефу поудобнее двумя руками, как топор, и поднял её над головой, для завершающего удара. Ещё мгновение, и поединок будет закончен.
Бросок Дмитрия был отчаянным. Ужасная боль резанула под рёбрами, отозвавшись маленькими взрывами в каждом, самом дальнем уголке организма и почти полностью парализовав сознание. Мозг фиксировал опасность, но тело сделало то, что от него требовалось: ноги бросили корпус вперёд, словно торпеду, плечо ударило в грудь противника, сбивая его с ног, одна рука сжимала объятие, а вторая уже шарила по спине, нащупывая клапан потайного кармана.
Резак оказался на месте! Его эргономичная ручка просто-таки скользнула в ладонь. Лезвие выдало короткую вибрацию, подтверждая избыток энергии и готовность резать всё, что только пожелает хозяин.
Хозяин пожелал резать оболочку скафандра. Остриё вошло в основание шеи легко, почти без усилий, пробивая мышцы, кости и немного зацепив позвоночник.
Вроде как, выключатель повернулся с положения «жизнь» на положение «смерть».
Вот теперь точно всё было кончено.
***
Дмитрий посмотрел вокруг.
Десятки лиц. Выражения восхищённые и обеспокоенные. Вот вожди-секунданты: готовы немедленно подбежать, придти на помощь, но в круг не вступают, наверное, нельзя без разрешения. Костры по краям площади уже не горят так ярко – видимо костровые перестали подкладывать топливо, полностью увлёкшись зрелищем. «Это сколько ж времени мы тут дрались?!»
Но нужно было что-то делать.
Дмитрий раскрыл руку в останавливающем жесте, как бы говоря: «Не подходите, я сам справлюсь», затем пошарил по нагрудным кармашкам Брюсова скафандра – в одном из которых должна была находиться мини аптечка. Удачно! В комплекте нашлось четыре индивидуальных пакета-пластыря, несколько заполненных шприцов и упаковка с разными ампулками и таблетками. Он вколол себе один шприц, проглотил что-то обезболивающее и противовоспалительное, а один из пластырей протолкнул в щель между пластинами доспеха, прижимая его к ране – не было времени на избавление от одежды. Под рёбрами остро защипало, кровотечение почти сразу прекратилось, стало ощутимо легче.
Теперь нужно было сделать ещё кое-что очень важное.
Брюс ещё дышал, но было видно, что жизнь утекает из него с каждой секундой. Нечего было и думать, остановить этот процесс с помощью скудных средств походной медицины. Тем не менее, Дмитрий что-то попытался предпринять.
Энергорезак повредил какие-то управляющие приводы и гермошлем не снимался – пришлось резать пластик.
Медицинский пластырь надёжно прикрыл рану Брюса, но, похоже, что внутреннее кровотечение продолжалось. Были явно повреждены какие-то нервные центры – большое тело никак не реагировало на внешние воздействия, в то же время по нему пробегала иногда волной какая-то судорога. Руки и ноги побледнели и лежали плетьми, лишь на лице выступал каплями обильный пот.
Вдруг глаза Брюса открылись, и он начал говорить тихо и медленно, словно в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь. Иногда замолкал, набирая сил для новой порции рассказа, а то вдруг частил быстро на одном дыхании, словно боясь не поспеть за ускользающей мыслью. А Дмитрий, не смея перебивать умирающего человека, слушал и слушал этот странный монолог, не имевший ни начала, ни конца и больше напоминавший то ли исповедь, то ли раздумье о смысле жизни, то ли простое описание картин, стоявших перед глазами:
«…Я любил её… Всегда… С момента нашей первой встречи, хотя она тогда была замужем за моим старым, ещё школьным другом. Любил потом, когда она не давала мне поводов для надежды. Люблю и сейчас, хотя её уже нет, а совсем скоро не будет и меня…