Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ)

Драко пришёл в себя, когда за спиной Грейнджер выросла её мать, кладя ей руки на плечи.

— Драко, мы скоро придём, дай нам посекретничать… — Джин рассмеялась, уводя дочь в сторону, и он, конечно же, послушался.

Джон расспрашивал его про учёбу, про будущую профессию, обходя тему семьи. Видимо, Гермиона постаралась, предупредив родителей. Драко спокойно солгал — сказал, что будет работать инвестором и планирует после школы открыть бизнес за границей. Отец оказался интересным для него собеседником. Умел развить интерес, пошутить. Малфой даже не заметил, как они с ним допили бокалы, пока Джон не потянулся за бутылкой, чтобы налить ещё вина. Он взглянул в сторону кухни.

— Что-то они долго возятся с подносом, — хмыкнул Джон. — Гермиона? Джин?

В ответ — тишина.

— Прошу прощения, — извинился мистер Грейнджер и встал из-за стола, чтобы проверить семью.

Драко видел, как он шёл к кухне.

Драко видел, как выбился воздух из лёгких Джона, который смотрел внутрь кухни.

Драко, на несгибаемых ногах с жуткой болью в лодыжке, ступил за ним.

Чтобы…

Чтобы вместе с Джоном запечатлеть на подкорке мозга то, сколько крови было на кухне. И как на стене, окровавленной, краснели буквы:

«Тик-так, Драко. Тик-так».

Гермиона и её мать пропали.

Боль не пришла. Ему не больно.

Ему до ужаса страшно.

Ему снился сон…

Мёртвые глаза Грейнджер…

Кошмар наступил. Вот он.

Приятного аппетита.

Комментарий к Глава 16.1 А в твоих глазах есть свобода.

Осталась вторая часть главы. Мне было тревожно писать эту. Сколько ред булла я выпила…

Читая ваши предположения, что же может случиться, я ни разу не увидела правильного ответа ))) Надеюсь, что концовка вам понравится, какой бы она ни была. Хорошей или плохой.

Буду признательна любому вашему отзыву. Мне очень интересно понравилась ли вам глава.

Один из моих любимых артов к этой работе от Флёры:

https://vk.com/volosinkanagube?w=wall-195288379_3741

========== Глава 16.2 И мы рыдаем… ==========

Человек умирает тогда, когда умирает последнее воспоминание о нём.

Боль зарождалась где-то внутри. Шипела в венах, разгоняясь по телу, чтобы по итогу обжечь сердце и вырвать сознание наружу.

Крик застрял в глотке, когда Гермиона резко села на полу, хватаясь за израненную руку. Ту самую, где были её/его любимые цветы, которые теперь сложили бутоны от страха. На предплечье — четыре огромных разреза. Словно от когтей. И последний, пятый, с внутренней стороны руки…

Это были чьи-то ногти… которые схватили её во время того, когда выключился свет. И в голову резко ударилось нечто тупое и тяжёлое…

Грейнджер зашарила руками по полу, но вспомнила, что оставила палочку в сумке, когда они вошли в дом. Зачем вообще нужно оружие там, где она чувствовала себя в безопасности? Боже…

Как вдруг стало дико страшно. Страшно от того, что в это время на кухне была мама…

Господи.

— Мама! — закричала она, пытаясь рассмотреть в этой темноте хоть что-то. — Мама?

Гермиона пыталась ползти вперёд на четвереньках, прощупывая под ладонями пол. Но там не было ничего, кроме льющейся из предплечья крови.

— Мама! Мама!

Убийственная тишина в ответ…

Ногу резко дёрнуло со звенящим звуком цепи. Она прикована. Грейнджер села на пол, пытаясь пальцами расслабить капкан на лодыжке. Но кто она такая, чтобы тягаться со сталью?

Здесь пахло сыростью и, кажется, помётом…

Здесь пахло ужасом, который отстреливал от стен прямо в её голову, рождая панику. Страх дробился… за маму, за себя, за отца и за Драко, которые остались в доме.

Это худшее. Худшее, что могло случиться. Быть запертой без малейшей информации о том, что стало с её любимыми. Гермиона чувствовала предательские слёзы и не останавливала их. Просто не могла. Не хотела. В горле завыл стон, чтобы вырваться наружу криком.

Это громко, громко, г-р-о-м-к-о, и некого попросить сделать потише.

Её тянуло вниз, к земле, лицом в пол, чтобы слиться с ним. Чтобы убиться, расплескаться, стать ничем…

— Драко! — кричала она и молилась, чтобы он услышал…

— Папа!

— М-мамочка… — совсем как в детстве. Рыдая, ища в ней защиту…

Тишина…

И снова: на пол, оглохнуть от крика, ослепнуть в этой давящей темноте, обессилеть и сломаться. Сжимая пальцами рану. Сжимая рот, чтобы прекратить этот душераздирающий вой. Пускать сквозь сомкнутые зубы слюни и слышать в ответ:

Ни-че-го…

Чёткое осознание конца затапливало с головой. У Грейнджер больше не было вариантов. Они просто не приходили на ум. В такой ситуации. В такой темноте. Мортифера одержала победу. Сломала их жизнь на мелкие части. Стёрла в труху.

— Дыши, — трясущимся голосом повторяла она сама себе. — Просто дыши…

И она дышала.

Хватала воздух ртом, огромными количествами, до головокружения. Чтобы не дать панической атаке продлиться и одержать верх.

Дыши…

Шорох — где-то за пределом этой коробки, где её заперли. Гермиона дёрнулась в противоположную сторону от него и заметила, как резко стало чуть светлее. Это было окно с мелкой железной сеткой, которое открыли с другой стороны. Открыли и…

— Привет, Гермиона…

Именно таким голосом Мортифера спрашивала её про ощущения после убийства мужчины.