Два лета

– Tr`es bien[7], – водитель выпускает дым. – C'est une belle ville[8]. Красивый город. Скоро сама увидишь.

Однако сейчас, пока мы на огромной скорости несемся по шоссе, я вижу лишь дорожные знаки и равнины, словно и не уезжала из Америки. Я ловлю взглядом проносящиеся мимо машины, будто могу увидеть папу, который мчится за мной в аэропорт по другой стороне шоссе. Вскоре я сдаюсь. В салоне тепло, я снимаю худи и запихиваю ее в сумку.

Когда я снова поднимаю глаза, то вижу, что пейзаж за окном изменился. И очень сильно. Вокруг нас теперь плывут зеленовато-коричневые горы и величавые деревья, похожие на изумрудные сосны, их буйные зазубренные кроны устремлены к небу. Кипарисы, понимаю я, вспомнив знаменитую картину Ван Гога. Мы едем мимо полей с покачивающимися золотистыми подсолнечниками, и оживает другая его картина.

Я улыбаюсь – первый раз после прилета. Мои волнения из-за отца, мамы и всего остального понемногу улетучиваются. Что это за чудесное место? Я опускаю стекло, и в салон врывается свежий воздух. Приятный насыщенный аромат, похоже на лимоны. И оливки. Еще, кажется, лаванда? Да, это она: виден склон холма, фиолетовый от цветов.

Я выхватываю из сумки свой новый Nikon DSLR и осторожно снимаю с объектива черную крышечку – я пока только начала осваивать этот аппарат профессионального уровня. Тетя Лидия – она фотограф – принесла камеру на прошлой неделе, несмотря на мамины возражения, и сказала, что у нее много фотоаппаратов и что этот можно считать ранним подарком на день рождения. «Ты же все время снимаешь на мобильник, ребенок, – сказала тетя Лидия, дернув меня за собранные в хвост волосы, – и это очень хорошо, и даже прекрасно. Но, думаю, для первой поездки за рубеж требуется что-нибудь поинтереснее».

Меня охватывает чувство благодарности к тете, когда я подношу объектив к глазам. Розовый каменный коттедж возвышается над виноградником. Я увеличиваю изображение, и сердце замирает: я вижу, как блестят на солнце крупные зеленые виноградины. Я делаю кадр, хотя он и может получиться смазанным – такси едет быстро. Влетевший с улицы ветер растрепал мой пучок. Волосы рассыпались и лезут мне в глаза и рот. Но я продолжаю снимать – рыжие соломенные крыши, скалистые утесы и снова поля, похожие на глубокие лавандовые моря.

Раньше, когда я думала о Франции, я представляла Париж – Эйфелеву башню, романтические мосты. Очарование Прованса совершенно в другом. Кажется невероятным, что этот залитый солнцем пейзаж находится на той же планете, в той же вселенной, что и Хадсонвилл, штат Нью-Йорк.

– Et voil`a[9], мы приехали в Ле-дю-Шеман[10], – сообщает водитель, круто повернув на широкий проспект. Я опускаю камеру и, чтобы не упасть, хватаюсь за ручку двери. – Это… ох, как же американцы это называют? Главная улица?

– Да, хм, oui[11], главная улица, – смеюсь я, снова принимая вертикальное положение.

Водитель довольно кивает.

– Она называется бульвар Дю-Томп[12].

Вдоль проспекта растут платаны, их ветви вверху смыкаются, и листья образуют пышный купол. Площади и улицы выложены брусчаткой, а низенькие здания с закругленными углами покрашены в разные оттенки кремового и золотистого. Мы проезжаем летнее кафе, полное людей, они пьют кофе из крошечных белых чашечек; магазинчик с разноцветными платьями в витрине. Едем мимо изысканно украшенного каменного храма, звонят колокола – полдень. Везде бьют фонтаны, из воды получаются арки. У меня дух захватывает. Похоже, раньше я не улавливала значения слова «очаровательный».

Впереди, у фонтана с высеченными из камня купидонами, мальчик и девочка примерно моих лет стоят, прижавшись друг к другу, целуются. Им, похоже, ни до кого вокруг нет дела. Я заливаюсь румянцем, вспомнив о Хью Тайсоне. Не то чтобы я целовалась с Хью. Если на то пошло, я вообще ни с кем еще не целовалась.

Пока я через заднее стекло наблюдаю за парочкой, водитель уже сворачивает с проспекта на узенькую улицу. И сразу резко останавливает машину. Перед нами большой дом персикового цвета с прелестными зелеными ставнями. Сощурившись, я вижу над деревянной дверью вырезанный номер – «13». У меня ускоряется пульс. Каким-то чудом я все же добралась до папиного дома.

Я роюсь в кошельке в поисках евро, которые на прошлой неделе по настоянию мамы купила в банке, и расплачиваюсь с водителем. Он помогает мне достать из багажника чемодан, я мямлю: «Merci[13]», он срывается с места, и теперь я стою на брусчатой улице одна.

В воздухе пахнет свежим хлебом. Повернувшись, замечаю на другой стороне улицы крошечную старомодную булочную. На окне написано BOULANGERIE[14], в витрине выставлены румяные буханки и длинные багеты. Вот оно что. Рю-дю-Пэн. Хлебная улица.