Два лета

— Этот подарок Саммер может посмотреть сейчас, — говорит мама, улыбаясь Максу. Ей приходится улыбнуться и официанту, когда тот подает ей бокал вина.

Я нерешительно лезу в пакет и достаю огромную глянцевую книгу «Знаменитые фотографии в историческом контексте», на обложке черно-белое фото девочек-близнецов. От удивления я раскрываю рот, но мне приятно, и я поднимаю глаза на Макса.

— Как хорошо, что тебе понравилось, — говорит он, облегченно улыбаясь. — Я, конечно, знаю, что ты занимаешься фотографией. — Он кивает тете Лидии, которая в это время любуется книгой из-за моего плеча. — И твоя мама сказала, что ты очень талантлива.

— Правда? — выпаливаю я, взглянув на маму. Я не показывала ей своих фотографий, которые сделала этим летом.

Мама улыбается, карие глаза блестят.

— Если верить твоей тете, ты лучшая ученица.

От радости у меня бешено колотится сердце, и я вопросительно смотрю на тетю Лидию. И вспоминаю, что Хью в воскресенье сказал про мои снимки. Тетя Лидия сдержанно улыбается.

— Мне в этом не положено признаваться. Но, наверное, на этот раз можно сделать исключение, — говорит она и снова возвращается к книге. — Ребенок, ты ведь дашь мне ее когда-нибудь почитать? — бормочет она.

Нам приносят еду, и аппетит возвращается. От тарелки со спагетти идет пар, от комплиментов кружится голова. Каждый принимается за свое блюдо, мне комфортно сидеть между мамой и тетей. Даже присутствие за столом Макса уже так не беспокоит. Подаренная им книга у меня на коленях, и я уже знаю, что дома буду листать ее до поздней ночи. Вокруг нас мелодично звенят приборы и льется беседа. Что ни говори, а лучшего места, чем «Оролоджио», на день рождения и не придумаешь.

Когда официант подходит к столику, чтобы унести тарелки, мама что-то шепчет ему на ухо. Мы с тетей Лидией обмениваемся многозначительными улыбками. Я даже не против того, что мама снова изображает секретность. Это уже стало своего рода традицией.

— Ну, теперь подарки! — восклицает мама после ухода официанта. Она раскраснелась, наверное от вина, и я улыбаюсь ей сыто и нетерпеливо, снова чувствуя себя маленьким ребенком. — Понятно, подарок Макса переплюнуть сложно, — добавляет она, роясь в сумочке. Макс ухмыляется, а мама протягивает мне черную коробочку с золотой отделкой.

Чуть дыша, я заглядываю внутрь. Там, на мягкой подушечке, крохотные сережки с бриллиантиками, они сверкают в свете ресторанных люстр. Я не в восторге от затейливых украшений, но эти серьги особенные.

— Ах, мама, — шепчу я, обнимая ее. — Они прямо как звездочки!

— Я тоже так подумала, — шепчет в ответ мама и обнимает меня. Очки упираются мне в щеку.

Я тут же вынимаю из ушей кольца и вставляю бриллиантовые гвоздики. Мама наблюдает, гордо улыбаясь. Наши перебранки, раздражение, тянувшееся все лето, отдалились настолько, что почти изгладились из памяти.

— Помнишь, Лидия? — Напряжение между мамой и тетей тоже, вроде, ушло. — На шестнадцатилетие родители подарили нам бриллиантовые гвоздики.

— Конечно, помню, — тетя Лидия, смеясь, берет в руки сумку. — Один из своих я быстренько вставила в нос, и наша мама меня чуть не убила.

Я тоже заливаюсь смехом. Как я им завидую, вот бы и мне близняшку! Тетя Лидия достает из сумки что-то плоское и квадратное, завернутое в грубую бумагу и перевязанное бечевкой.

— Итак, в июне я дала тебе камеру, — говорит она, протягивая мне сверток, — а это кое-что… с моей камеры.

Я улыбаюсь и, заинтригованная, беру сверток в руки. За столом все выжидающе смотрят, как я развязываю бечевку и снимаю бумагу. И тут у меня вырывается возглас удивления.

Подарок тети Лидии — мое фото в рамке. Снято из окна классной комнаты в Уитман-холле. Я стою под деревом розовой магнолии прямо у Уитман-холла, за мной простирается зеленый студенческий городок. На фото я как раз поднимаю Nikon, чтобы что-то сфотографировать. Глаза широко раскрыты, волосы растрепались, но мне совершенно не важно, как я выгляжу. Потому что я похожа на… на художника.

— Спасибо, тетя Лидия, — говорю я, задыхаясь от волнения и восторга одновременно, и поворачиваюсь к ней, чтобы ее обнять. — Это… прекрасно. Не слишком самовлюбленно прозвучало? — Мама и Макс смеются, а тетя Лидия улыбается и отрицательно качает головой. — Просто раньше никто не делал моих портретов, — объясняю я. Ну… кроме папы, похоже.

— Просто ты умеешь вдохновить, племянница, — говорит тетя Лидия, касаясь моей руки. — Однажды утром, перед началом занятий, я увидела, как ты снимала, и у меня возникла мысль. — Она делает паузу, потом наклоняется ко мне и понижает голос. — Это, конечно, секретная информация, но заключительным заданием у нас будут портреты. Вы сделаете портреты партнеров и сравните их с тем, как описали их лица в первый день! А потом снимете автопортреты.

— Ух ты! — говорю я.

Я буду снимать Хью, а он — меня, от такой перспективы мое сердце радостно бьется. Я снова смотрю на фото, потом на сидящих за столом. Лицо болит — так много я улыбаюсь. Я даже Максу улыбаюсь.