Читаем Два лика Рильке полностью

Вот оно! Ангелы ужасны не потому, чтобы были враждебны земле и земному, но лишь потому, что человек стал слишком слаб духовно.

Внутрь Универсума можно проникнуть только посредством внутреннего моста, который выстраивает твоя совесть. Прорваться в центр Универсума – вот исконная, не отменявшаяся задача Рильке. «Когда я обращаю взгляд в мою совесть, то вижу только Закон, неумолимо повелевающий мне затвориться в самом себе и без промедления отдаться разрешению задачи, которая была мне продиктована в глубинах моего сердца. Я весь обращаюсь в слух…»

Такова органика космоса – путь в него всецело внутренний, как и простор, и открытость, как и звезды откликаются только когда ты решаешь (словно перед тобою коан) в предельно замедленных ритмах то, что задается сокровенным сердцем. «Теперь Вы знаете, что я, претерпевающий превращения, хочу только этого, и нет у меня ни малейшего права изменить направление моей воли до тех пор, пока не будет завершен процесс моего самопожертвования и послушания…» Далее, в качестве примера он сообщает, что занят сейчас ответом на письма и «написал сегодня уже 115 писем», некоторые на двенадцати страницах. Далее он пишет о том, что все, что тебе дается, всякую вещь надо брать в полный фокус внимания, внимание должно стать абсолютным. Иначе ничего не выйдет кроме симуляции общения и познания. Вещь «откажется отдать тебе свое сердце, доверить тебе свое терпеливое существо и то свое звездное постоянство, что подобно небесному звездному порядку. Вещь, которая к вам так обращается, вам следует на какое-то время принять как единственную среди всех существующих, как уникальное явление, поставленное вашей трудолюбивой, забывшей обо всем и вся любовью в тот центр универсума, у которого ежедневно несут службу ангелы».

Кто же такие ангелы?

Ангелы живут в центре Универсума, несут службу в сакральном царстве, вот почему они так заинтересовали Рильке. Вот почему он поставил себе однажды задачей учиться видеть мир не из людей, а «в ангеле»: словно бы ослепший ангел стал смотреть внутрь своего необъятного простора. Если говорить о расширении (растягивании) души, то движение здесь поистине грандиозное, Ницше и не снившееся. Обзор образа ангела в самих Элегиях показал бы нам, что ангелы являются для Рильке неким сакральным критерием истинности, которым нам следовало бы руководствоваться в своем восхождении на вершины человечности. В конце жизни (в ноябре 1925 года) он более чем внятно изъяснил (в письме к Витольду Гулевичу) своё видение этого горнего мира. «…Я считаю их («Дуинские элегии». – Н.Б.) дальнейшим развертыванием тех существенных предпосылок, которые были заданы уже в «Часослове»… <…> Наша задача – так выстраданно и так страстно принять в себя эту предваряюще-преходящую, дряхлеющую Землю, чтобы ее сущность снова «невидимо» в нас восстала. Мы – пчелы невидимого… Элегии указывают нам на это творчество, на творчество этих непрерывных превращений всего любимого нами видимого и ощутимого в невидимые вибрации и в трепет нашей натуры, которая вводит новые вибрационные ритмы в вибрационные сферы универсума. (Поскольку различные вещества во Вселенной являются всего лишь различными вибрационными комбинациями[110], то подготавливаем мы, в этом смысле, не только интенсивности духовного рода, но, кто знает, быть может и новые тела, и металлы, и звездные туманности, и созвездия).[111] <…>

Нет ни этого, ни того света, но лишь одно громадное единство, в котором пребывают вознесшиеся над нами существа – «ангелы»… Ангел Элегий – это существо, в котором превращение видимого в невидимое, над которым мы работаем, уже полностью осуществлено. Для Ангела Элегий ушедшие в прошлое башни и дворцы существуют, ибо они давно уже невидимы, а еще стоящие замки и мосты нашего бытия – уже невидимы, хотя физически они еще длятся. Ангел Элегий – существо, ручающееся за то, что невидимое составляет высший слой реальности. Потому-то он и страшен нам, что мы, любящие и преобразователи, все-таки все еще привязаны к видимому. Все миры вселенной обрушиваются в Невидимое, как в свою ближайшую более глубинную действительность; некоторые звезды преобразуются непосредственно, переходя в бесконечное сознание ангелов…»

Вот каков ошеломительно-грозный характер внутреннего-мирового-простора, связанного с приватно-экзистенциальными мелочами и «случайностями» быта поэта таким образом, что они всегда грозят подуть смертельными дуновениями ангелов и звездно-трансформационными ветрами (природа которых в одно и то же время и чувственна, и внематериальна). Нашу пугливую уцепленность за здешне-видимое ангел может подетски шутливо зацепить краешком крыла, и в этом полыхнувшем огнем сверхмерной красоты мгновении мы можем истаять или необъяснимо для окружающих исчахнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии