Два лика Рильке

Да будет незабвен и мой прекрасный спинет, который я как-то однажды привезла из Флоренции; серебряное его звучание, казавшееся приходящим из далекой дали – «du passé des temps et des âges»[28] – делало нас такими счастливыми. Барон Ф., друг нашего дома и отличный музыкант, играл нам на нем восхитительные старинные итальянские мелодии, которые тогда еще не столь ценили.

Вернувшись в Дуино, мы остались одни, поскольку мой сын с женой и детьми покинули нас. Serafico доставляло большое удовольствие рыться в выдвижных ящиках и в коробках, особенно интриговали его большие картонные футляры, где были бережно уложены кружева, покрывала, вуали и шарфы моей матери и бабушки. Ему хотелось произвести полную инвентаризацию, и совсем недавно я нашла в Лаучине, куда свозила во время войны, спасая, то одно, то другое, среди вышитых батистовых кружевных платочков одну такую инвентаризационную его записку, где тонким, чистейшим почерком перечислено содержание одной из таких картонок. С большим воодушевлением поэт реализовал еще и другую свою идею. В красном салоне замка, при входе в который у Дузе[29], увидевшей пастель Лиотара, вырвалось «Che fondo di Tintoretto!»,[30] находились две витрины, которые обустроил сам Рильке: одна, очень большая и странно оформленная, испанская по колориту и содержанию, была выложена черепаховым панцирем и позолоченной бронзой, а также розовым бархатом. В ней были выставлены ценнейший фарфор, прежде всего венецианский и мейснеровский, несколько английских статуэток и очень красивые старинные веера и миниатюры. Среди последних была миниатюра королевы Марии Людовичи. Она очаровала поэта, поскольку мы установили, что она в точности повторяет ту, что я нашла тогда в Веймаре. Разумеется, она должна была быть подарком от королевы Гёте. «Случайностей не бывает, – заявил Рильке убежденно, – и эта миниатюра, которую вы сразу узнали, узнала и вас тоже. Она должна была, дорогая княгиня, встретить вас, а вы должны были ее купить, она только этого и ждала. Вспомните, как какой-то человек вошел в лавку, когда мы там были. Он рассматривал эту миниатюру, даже взял ее в руки. Я уже было испугался, однако по вашему знаку антиквар заявил, что она уже продана, и мы с триумфом смогли ее похитить. Она, эта миниатюра Гёте, ну просто-таки должна была отправиться в Дуино и провести здесь со мною зиму», – добавил он, улыбаясь.

Вторая, намного меньшая витрина предназначалась для, как выразился поэт, «tous les petits objets de la femme»[31]. В поисках этих «petits objets» мы рыскали по всему дому! В одном потайном углу нашли полдюжины славных маленьких косметических баночек, на изысканном фарфоре были видны крылатые амурчики и надпись: «Leroux, fournisseur de la Reine».[32] В эту витрину потом были направлены еще и оригинальных форм флакончики для духов, коробочки, деловые сумочки и т. д. Этой работой Рильке был весьма горд. То были спокойные, прекрасные дни… Однако мне предстояло вскоре попрощаться. Серафико готовился к своей долгой зиме, чему очень радовался, обещая себе бесконечно много одиночества и тишины.

В последние дни мы часто совершали с ним прогулки по окрестностям, главным образом в так называемый старый Тиргартен, зоосад, густой дубовый лес скальных пород, окруженный высокой стеной. Когда-то он вполне мог быть «священной рощей». Старая римская дорога, идущая из Тимаво, прорезала его насквозь. Там царствовала невероятная, жутковатая тишина, перед которой деревенские жители испытывали страх. На открытой площадке, где сходились все четыре направления, возвышался небольшой павильон с колоннами. Из него между деревьями виднелось море, нежно мерцавшее у склона, ведущего к скалам. Две женские статуи на высоких пьедесталах стояли глубоко укрытыми в свои туники, опираясь на урны напротив сторожки. Неописуемая уединенность и ничем не нарушаемая тишина приглашали к грезам.

И здесь-то Serafico осенила идея, которой я меньше всего ожидала. Разве не было бы еще прекраснее, чем в замке, поселиться здесь в парке под дубами? Я пришла, признаюсь откровенно, в ужас. Маленький домик никогда не был жилым, оба миниатюрных помещения в нем давали приют сену и корму для ланей, кроме того здесь не было и намека на отопление, не было ни мебели, ни воды, а также никакой возможности разместить кого-то, кто мог бы поэта обслуживать. Однако казалось, что добрейший Serafico ко всему этому совершенно равнодушен. Несколько необходимейших предметов меблировки можно принести из замка, а кроме этого ему не нужно ничего, абсолютно ничего, ни воды, ни слуги, ни кухни. Мысль жить в этой священной роще с ее статуями не покидала его больше.