Девяностые годы вроде бы и дали бывшим винтикам социалистического механизма неплохие шансы стать хозяевами своей судьбы, но и санитары общества, «волки» городов не дремали. С бритыми затылками, аккуратно одетые с застывшими взглядами и скудным лексиконом, они тоже имели свои виды на доходы граждан. И вновь народ не обрел счастья и благоденствия. Что, честно говоря, и не удивительно для такой загадочной и нелогичной страны.
Россия конца двадцатого века напоминала Древний Рим времен упадка. Она, как забытый на перроне чемодан, стояла на отшибе мира, а мимо проносились экспрессы истории. Ветер гонял по давно не убираемым улицам мусор и выброшенные за ненадобностью людские надежды.
Но стоит заметить, что столица страны – Москва во все времена жила неплохо. Даже когда под стенами города стояли хан Батый, Наполеон или Гитлер, желающих расстаться с московской пропиской было немного. Постперестроечный период был не ахти какой радостный, но все же переживался жителями столицы так, как молодой человек могучего здоровья переносит легкую простуду.
Подъезжая к Москве, Николай надел костюм, повязал галстук и вышел в туалет отдать дань физиологии. В кабинке, которая хронически не отвечала санитарным нормам, он достал из нательного пояса деньги и еще раз их пересчитал. Сумма была приличная – более полумиллиона долларов.
Убрав дензнаки, он возвратился в купе и стал наблюдать в окно за последними километрами Подмосковья.
Размышляя про себя о своем нынешнем положении, Живцов вяло отвечал на бесконечные вопросы не в меру активной упитанной сорокалетней женщины, соседки по купе.
Мысли его были в основном абстрактны и не доставляли особого беспокойства организму. Он хоть и не знал, чем именно он займется в Москве, но все же у него была значительная сумма при себе и, следовательно, сильно уж насиловать мозг необходимости не было.
В проходе поезда уже начали скапливаться наиболее нетерпеливые пассажиры.
– А мы вовремя прибываем? Говорят, в Москве вокзал какой-то взорвали. Вы не слышали? А в такси лучше не садиться. Мне сестра сказала, что все водители бандиты: завезут в лес, ограбят и изнасилуют, – стреляла словами упитанная дама, причем слово «изнасилуют» она произнесла альковным шепотом, сделав испуганные глаза и слегка придвинувшись к Живцову.
– Вам, мадам, не в Москву надо, а в Карловы Вары – минералкой от нервов лечиться, – слегка раздражаясь, ответил Николай.
«Сбросить бы ей лет двадцать, можно было бы и на примере ей показать, как именно московские таксисты с такими лохушками поступают, когда, как она говорит, завозят в лес. И где, интересно, в ее представлении, лес в Москве?» – подумал он, поправляя узел галстука на шее.
Приближение вокзала угадывалось во всем. Разветвленной стала железнодорожная сетка, еще острее запахла колесная смазка и на лицах пассажиров появилась озабоченность, испуг и деловитость одновременно.
Состав, после плавного торможения, последний раз вздрогнул и замер. В проходе и во всех купе вагона началась легкая суматоха.
Живцов с одним небольшим чемоданчиком, содержащим предметы первой необходимости, ступил на благодатную московскую землю и подхваченный потоком прибывших граждан, двинулся в сторону метро.
В Москве
Оказавшись в метро, молодой человек загрустил. Люди с пустыми глазами манекенов, будто огромный водопад лились по эскалатору, заполняли фойе и растекались по вагонам. За годы, проведенные в провинции, Коля привык к размеренному образу жизни, поэтому этот московский гигантский хоровод подействовал на него угнетающе.
Проехав несколько станций, он вышел на Площади Революции и пошел к центру города.
Возле газетного киоска двое калек выпросили у него незначительную сумму и тут же исцелившись (у одного неожиданно выросла нога, а другой прозрел), скрылись в манящих недрах винно-водочного магазина.
Побродив по Красной площади, осмотрев засушенного вождя и оценив нереальность цен ГУМа, он прогулочным шагом проследовал на Старый Арбат.
Очутившись на улице-базаре, панели искусств столицы, Живцов с удовольствием поддался общему беззаботно-восторженному умонастроению, так свойственному художественному торжищу.
Усатый мужчина в красноармейской шинели и потрепанных галифе, протирал видавшей виды тряпкой отвратительно яркие картины. Заметив праздношатающегося Николая, он доверительно спросил:
– Старинные монеты не интересуют?
– Старинные нет. Современные очень. Можно сказать, страстно люблю.
– Н-да. И насколько глубоко это чувство растлило вашу душу?
– Трудно сказать, но, я думаю, не меньше, чем у всех остальных представителей рода человеческого. А может даже и больше.
– Тогда вам надо алмазами торговать, а не по улицам прогуливаться.
– Кто же против?! Только что-то россыпи упомянутых вами драгоценных камней не очень часто встречаются в нашем суровом климате.