Два мира (СИ)

Вика задумчиво попробовала эту фразу на вкус. Слово "Ад" ей все-таки не нравилось, несмотря на все новые сведения, но привычные оценки уже настолько сместились, что она готова была спокойно воспринимать любые слова, лишь бы успевать проверять их на искренность. Тем более что Виктор не лгал. Только... Только что-то как бы упускал сквозь пальцы. Важное и не важное одновременно. Касающееся Предела. Но сейчас - не важное. На этой мысли Вика и успокоилась: придет верное время для правды - сам расскажет. Она изначально знала, что друг скрывает некий важный факт - но злого умысла не чувствовалось, скорее... Просто страх. Страх признаться в чем-то по-настоящему пугающем самого Витю. А он подошел к столу, занося ракетку. Вика покачала головой, показав на скамейку. Она уже чувствовала ритм, как сказал бы друг "кружево танца", этого разговора: он должен был перемежаться то затяжными, то предельно краткими этапами. Витя, уловив ее мысль, с удивлением улыбнулся и едва заметно поклонился, вновь до боли напомнив незнакомца.

- Можешь про самого Иуду рассказать подробнее? - Вика опустилась на скамейку и прижала лопатки к стене. От нее веяло приятной прохладой, и девушка замерла, позволяя уставшей спине раствориться в немом наслаждении и вручая нить разговора другу. Виктор, время от времени задумчиво останавливаясь на пару секунд, как бы собирая мысли воедино, продолжил:

- Судя по рассказам Баальбери, Иуда очень древний. Сама она эту историю узнала от герцога Астерота, который очень трепетно опекал ее все время пребывания духом в Аду. А он - от Сато... Так вот, Иуду звали некогда Джахаркх. Во времена первой эпохи Земли. "Зари" - в переводе на тамошний язык Арии... И уже тогда он начал плести свою интригу с неизвестной конечной целью. Однажды в духовном мире первой эпохи он умудрился вырвать страницу из какой-то очень важной, артефактной Книги. В ее создание вложили силы все старшие магистры того времени - и предмет этот обладал огромной властью над судьбами, даже, кажется, имел собственную душу... Баальбери, кстати, при рассказе об этой книге всегда очень смущается. Мне, да и многим кроме меня, казалось, что она тоже как-то с ней связана...

- Это важно? - С сомнением в голосе и душе спросила Вика. Ей мимолетно вспомнились слова Кри о неких пальмовых листах, использованных Сато для реконструкции, но сейчас это не казалось принципиально важным. Нет, она чувствовала, что какую-то степень значимости данная тема, как и тема Баальбери имеет, но, как говорится, "не то место, да и время не это". Виктор тоже кивнул, возвращаясь к начатому разговору:

- В энциклопедическом смысле - все важно. Ладно, оставлю на потом. В те времена Иуда, тогда еще Джахаркх, довольно посредственный магистр, кстати, вырвал один чистый лист из этой Книги. С ее помощью и силами своего предельно подлого интеллекта, он сумел организовать... убийство. Даже нет, не так - Убийство, спровоцировавшее катастрофу. Ди Элин в этом месте рассказа Баальбери тогда вздрогнула и добавила непонятную фразу, дословно: "Джахаркх навсегда сделал равновесие дьяволом в глазах людей, вырвал крылья из спины парящей рыси и превратил в убийцу самого чистосердечного из первых магистров - Игни, воплощение живого огня Земли"... До сих пор не знаю, что это значило, возможно, когда-нибудь и выясню, но пока - это загадка, определенно та самая, оставившая шрам на сердце самой Ди Элин. Ей душу от боли при этих словах тогда ощутимо перекосило, а ведь - стальная, - Рассеяно добавил Витя. Вика вздрогнула, но ощущение на сердце было больно уж неясным. Скорее - уже знакомое ей желание излечить раны и исправить несправедливые ошибки. По крайней мере, слова о крыльях рыси она очень хорошо поняла, именно эту рану она и "залечила" по дороге в офис "Феникса", - Лишь с помощью Баальбери мы сумели рассмотреть те страшные плетения, что задал с помощью одного лишь написанного слова Джахаркх. Но это было делом не быстрым, да и расплести отнюдь не все удалось. Как бы там ни было, эта демоница-магистр-ангелоид стала для нас Евангелиной - Благовестом. Такое имя мы дали ей в Пределе. Хотя Иоанн, излеченный ею от безумия, навязанного ему-таки под конец войны Искариотом, назвал ту девушку иначе - Элис, Лисичка.

Вика улыбнулась. На душе стало как-то тепло, но при этом пронзительно печально, будто старой королеве при коронации юной принцессы. К тому же она любила Благовест от всей души, и испытывала к этому празднику очень добрые, какие-то заботливые, почти материнские чувства, как любила она и живые цветы. Виктор помедлил, явно пытаясь воспринять ее ощущения, и удивленно покачал головой, пробормотав что-то вроде: "до чего же родственные души". Вика улыбнулась, кивком позволяя другу продолжить рассказ: