Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста

Герасим. Завтра… Для меня нет больше завтра… Ужасное завтра! Дай мне твою руку, сынок! Это я соблазнился золотом Бориса, я вонзил нож в горло невинного. «Взгляни, Евангель, на мое прекрасное ожерелье», — сказал он, распахивая свою одежку…[11] Я ударил его вот сюда, в горло… десятилетнее дитя, не сделавшее мне ничего дурного… Ты убираешь руку… И я умираю проклятым… А Борис! Он царствует и процветает.

Юрий(помолчав). На одно дитя больше или меньше… Когда мы жжем деревню, думаем ли мы о детях?.. К тому же зато ты убил достаточно татар.

Герасим. Христианская кровь! Кровь царей! Последний отпрыск святых!.. Нет, никогда… Я повсюду вижу его, этого несчастного младенца… Смотри, смотри, там… Ты видишь его?

Юрий. Это моя белая свитка. Никакого младенца здесь нет.

Герасим. Он не любил невинного младенца!.. А тот всегда играл со мной… У него были твои голубые глаза, твои светлые волосы… И такая же отметина, как у тебя под правым глазом. Потому-то, понимаешь, я спас тебя из огня… усыновил тебя… я хотел искупить свое преступление… я хотел наречь тебя Дмитрием… я не дерзнул…

Юрий. Юшка, Дмитрий, какая разница? Только вот не знаю, отчество-то какое? Мой батюшка всегда отлынивал от знакомства.

Герасим. Ты был так похож на него… Часто мне хотелось пасть перед тобой на колени и молить о прощении. В иные же дни ты представлялся мне демоном, ополчившимся против меня… твой вид напоминал мне невинного… Двадцать раз я был готов убить тебя.

Юрий. Спасибо, что ни разу не сделал этого.

Герасим. Это моя епитимья — спасти тебя, чтобы бесконечно видеть подле себя мучающий меня призрак… Сколько тебе лет?

Юрий. Я думаю, двадцать. Мне ведь было двенадцать, когда ты меня забрал?

Герасим. И ему было бы двадцать. Сегодня он бы правил… О, я проклят! Проклят! Я это чувствую, и нет мне пощады… Хотя бы говори повсюду, что это Борис его убил… Он дал мне мошну с золотом, а потом захотел умертвить и меня… Если бы я мог сознаться в своем преступлении… покаяться епископу и умереть прощенным!

Юрий. Лучше не умирать. Ну же, успокойся, атаман-батюшка; попробуй уснуть.

Герасим. Уснуть! Я давно уже не сплю… По вечерам он приходит ко мне, к моей постели, на привале, когда гаснут огни и туман опускается на степь. Вот и сейчас он подает мне знак… там, возле того дерева… весь в белом…

Юрий. Это береза. Успокойся. Если бы здесь был призрак, наши кони испугались бы.

Герасим. Юрий, муки мои страшные… я скоро умру… В моем седле зашито сто двадцать дукатов… Вот, возьми еще это… Его крестильный крест[12]… Там что-то написано… Конечно, его имя… Никогда не мог осмелиться продать его… А ты можешь. На этом кресте кровь, но не ты ее пролил… Коли продашь его, будешь богат. Вели тогда помолиться обо мне…

Юрий. Будь уверен.

Герасим. Теперь прощай… Помолись за меня, коли не боишься… скажи молитвы, какие знаешь.

Юрий. Что-то я ни одной не припомню… Впрочем, вот: Отче наш… да будет воля Твоя…

Герасим. Да будет воля Твоя…

Юрий. Прости смиренному грешнику…

Герасим. Смиренному грешнику…

Юрий. Который скоро предстанет перед Тобой… (Засыпает.)

Герасим. Уснул!.. Он может спать… Боже мой! Боже! Мне кажется, будто разверзлись хляби небесные… Они обрушиваются на лес, точно стаи воронья, и он, он опять здесь!.. Юрий… Юшка! Проснись! Защити меня!

Юрий(внезапно пробуждается и хватает свою аркебузу). Где мы?.. Кто здесь?

Герасим. Дитя! Дитя!.. Он схватил меня, тянет… Смилуйся! (Умирает.)