Два Обещания

Какой-то могучий депос парил над всем безумием, слишком огромный, чтобы быть реальным, он взобрался так высоко, что ноги охватили грязные облака испарений. То был памятник Мериста, создателя депосского рода и первого правителя Тизалотопи. Студенты добрались и до него – облачили памятник в обрывки нижнего белья и флаги университетских факультетов. Безмолвный Мерист, забрызганный краской, исписанный надписями, в какой раз со стыдом и ужасом взирал на существ, которых он создал царствовать как совершенную расу. Николаса не интересовало, на какие муки был бы обречен cоздатель, доведись ему воскреснуть. Вороной депос упрямо шел к памятнику, ведомый шестым чувством, подсказывающим в такие моменты, как этот, верную дорогу. Николас споткнулся о брошенную монтировку и вытащил пистолет – ему показалось, что вблизи раздались голоса. Чем ближе он подходил, тем четче, а вместе с тем и страшнее становилась картина. У постамента с праздной жестокостью вершилось “правосудие”. Банда пегашей, окружившая Рассела, мало походила на студентов, большинство бастующих на их фоне выглядели бы безобидными детьми. Двое из нападавших держали Рассела под руки. Самый здоровый из их банды, судя по всему главарь, осыпал солового депоса ударами. Напарник не оказывал сопротивления, он казался беспомощным в их хватке. Николас не мог издали рассмотреть, находится ли Рассел в сознании, но отчетливо разглядел, что золотистая шерсть на его голове потемнела от крови. Пегаши чувствовали себя в безопасности, избивая полицейского. С другого конца площади никто бы не услышал криков. Нападавшие под шумок могли лишить его и жизни – у беспорядков всегда есть свои жертвы. Стоявший гул помог Николасу скрыть шум шагов и оказаться возле пегашей незамеченным, наставить на них пистолет. Его глаза слезились из-за дыма, он не решался нажать на спусковой крючок, боясь промахнуться и зацепить напарника. Тогда Николас ринулся в центр потасовки, он свалил избивающего Рассела ублюдка быстрым ударом. Девушка, до того выступающая в их банде в роли наблюдателя, издала оглушительный визг. Николас не ошибся в ожиданиях – на него тут же набросились остальные. В руках одного из пегашей оказался нож. Вороной депос ощутил, как острие прошлось по его плечу, разорвав одежду, оставив глубокий порез на теле. Он готовился к еще одному удару, который, возможно, не успеет отразить, но атаки не последовало, пегаши не трогали его. Они замерли, а потом вдруг, побросав биты и бутылки, ринулись в отступление.

− Валим отсюда! Быстрее! – исчезли в гуле их отдаляющиеся крики. Причину такого стремительного бегства вороной депос узнал спустя секунду: он обернулся на топот копыт, который становился все ближе. Колонна из трех конных полицейских выскочила из тумана. Они неслись галопом и не заметили бы беспомощно лежавшего Рассела. Николасу удалось поймать под уздцы крайнюю лошадь. Она была черной, как сама ночь, и заржала ему в лицо. От нее несло потом, но никак не древностью давно забытой родственной связи. Только белки животного мелькнули в темноте. Николас всегда считал восемнадцатый отдел самым бесполезным в одарской полиции. Конные полицейские годились лишь для украшения парадов, но никак не для того, чтобы сдерживать толпы бастующих!

– Смотри, куда прешь, ты чуть не затоптал депоса! – закричал Николас на всадника. И только потом осознал, что эти бряцающие подковами и сметающие все на своем пути туши стали их спасением. Из-за них банда пегашей так просто отступила.

Всадники исчезли в белой пелене, а Николас все еще держал пистолет наготове – на случай, если любители легкой добычи захотят вернуться или завеса тумана выплюнет кого-нибудь еще. Но вокруг стояла обманчивая тишина – потрескивание тлеющих костров и рокот, доносившийся с другого конца площади.

− Расс, ты меня слышишь? – Николас наклонился над телом, напарник лежал на спине. Кровь текла у него из-под челки пепельно-белых волос, теперь ставших алыми. Под его головой образовалась целая лужа. Впоследствии Николас часто видел в кошмарных снах, как в жиже крови крошечными звездами блестели осколки стекла. Он осторожно похлопал Рассела по щекам. У вороного депоса отлегло от сердца, когда напарник открыл глаза.

− Я не заметил их… Сукины дети, они разбили об мою голову бутылку! Черт, – он сморщился, ощупывая затылок. Николас помог ему подняться. Рассел весь дрожал, но был в состоянии идти. У солового депоса так сильно текла кровь, что, невзирая на вялые возражения, Николас решил отвезти его в больницу.