С небольшим опозданием к их трапезе присоединился Рассел. Он принял ледяной душ, испытав на себе все “прелести” жизни в северо-восточном районе. Управление поселка затянуло с ремонтом труб. Третью неделю, невзирая на возмущение и жалобы жителей, из кранов лилась только холодная вода. Конечно, Рассел не высказал никаких возражений. Николас дал ему сменную одежду. Теперь на напарнике красовалась футболка с символом “Супердепоса”, персонажа популярных комиксов минувшего десятилетия – подарок сослуживцев Николасу на день рождения. Ребята ошиблись с размером, и на имениннике она болталась, как парус, но на Рассела села как влитая, подходя к ситуации как ничто другое. Сейчас напарник действительно смахивал на героя после яростной схватки. С побитым лицом, он одной рукой прижимал к правому глазу пакет со льдом, а другой ловко орудовал вилкой. Здоровенный кусок пирога, который Лейн положила ему в тарелку, избавлял его от надобности говорить. Его отрешенность распространялась как вирус, передавшийся и Лейн. За время ужина она так и не села за стол, объяснив, что не голодна. Николас редко мог застать ее в плохом настроении, но за этот вечер она обменялась с ним лишь парой скупых фраз и в том была не лучше Рассела. Николас, ненавидевший тишину, почувствовал себя виноватым, словно именно в нем была причина, почему его собеседники вырастили вокруг себя каменные стены.
– На работе тоже был ужасный день, – объяснила Лейн, когда Николас, устав от ее метаний “кухня – гостиная – дела по дому”, чуть ли не силком усадил ее к себе на колени. – Ничего серьезного, во всем виноваты телевизоры. Думаете, их развешали по всему отделению, чтобы сидящие в очереди пациенты развлекали себя от скуки? Как бы не так! Сегодня по всем каналам транслировали новости с забастовки. Так вот, телевизоры в коридорах для того, чтобы я бегала к ним на каждом перерыве, боясь увидеть среди разрухи знакомое лицо. Я и с работы убежала пораньше, чтобы не стоять как идиотка перед экраном. Порой неведение лучше правды. Оно хотя бы дает надежду на благополучный исход. Каждый свой день я живу только надеждой.
– Ну, Лейн, не стоит настолько все драматизировать, – сказал Николас. – Почему ты ничего не ешь?
– Я не хочу. Когда готовишь − не хочешь есть. Я только этим себя и отвлекала, чтобы не думать, как там ты!
– Все нормально! Ничего страшного не случилось. Это было сборище шестнадцатилеток с плакатами. Куда им против нас?
– Твой напарник так не скажет! Ты только посмотри, что они с ним сделали! Почему тебе вечно надо лезть в самое пекло?
– Спасибо, было очень вкусно, – вклинился Рассел, за что Николас был ему премного благодарен. − А твоя леди, Ник, прекрасно готовит, право, не знал…
Лейн издала нервный смешок:
– О, да вы мне льстите. Уверена, что ваша жена даст мне фору.
− Странглиевские женщины и кухня – несовместимы. Раньше я думал, что это диагноз. Моя жена была той еще домохозяйкой. Нисколько не расстроен, что мы расстались. Все, что ни случается, то к лучшему. И порой некоторые вещи служат избавлением.
− А говорите это так, словно жалеете, – ответила Лейн холодно, спрятав взгляд за пелену длинных каштановых волос, словно за их занавесом оберегая свои мысли.
Рассел вновь понуро уткнулся в свою тарелку, Николас был уверен, что он опять замолчит.
− Жалею вовсе не я, – спустя мгновение сказал он, обернувшись к Лейн. Она подняла уши. И, хотя Николас присутствовал между ними, казалось, этот диалог существовал только для них двоих. Рассел повел рукой по облезлой поверхности стола, будто стряхивая крошки, обвел взглядом гостиную, в которой едва помещалась мебель.
− Мы все свободны в своем выборе, – продолжил он едва слышно. – Я нисколько не осуждаю свою бывшую за то, что она связалась с беспородным депосом, оставила свой дом и семью. А ради чего? Право, смешно. С детских лет она была не от мира сего. Поступки таких сложно понять.
− Любовь – странная штука, – прошептала Лейн.
− Это не любовь, – покачал головой Рассел, будто она совершила нелепую ошибку, вроде той, что назвала бы облака водой, а лед небом. − То был ее путь к свободе, желание доказать, что судьбу можно выбирать, даже когда все решено за тебя.
− Вы не можете этого знать.
− А я и не знаю. Но за все эти годы изучил ее достаточно хорошо, чтобы видеть.
На его израненном лице появилась слабая улыбка, несвойственная Расселу. Нежность присутствовала в его голосе, он говорил так, словно общался с ребенком:
− Мне не важно, где она. И с кем. Сложно поверить, но все чего я хочу − чтобы она была счастлива. Тогда мне придется ее отпустить. Увы, сейчас я этого не вижу, и до тех пор буду рядом. Пока она не поймет. Иногда самое сложное − это признаться себе в совершенной ошибке. Вы согласны со мной, прекрасная леди, Лейн Патнер, ведь так?
− Пока еще нет, – ответила она, и в ее голосе не было никакой радости, тогда Николас решил, что причина тому усталость.