Два Парижа

Все мое внимание было поглощено страшным зрелищем, так и врезавшимся в память. Высокий старик с развевающейся белой бородой метался по комнате, то простирая руки вверх, то закрывая ими лицо, то словно отводя незримые удары. И с каждым его поворотом ослепительная волна света поражала его то с одной, то с другой стороны, всегда с той, куда обращались его дикие глаза. Он не мог остановить убийственную энергию, источавшуюся из него. Обезумев от боли и ужаса, потеряв контроль над злой силой, господином которой он был, он посылал в пространство волны, служившие ему нормально для поглощения чужих жизней, для питания его собственного чудовищного организма. Но они возвращались, направленные на него самого, усиленные и всё усиливающиеся в силу действия четырех зеркал, захватывавших его излучения. Высокое тело в длинном темном халате всё мучительнее корчилось, точно пронизываемое электрическими токами высокого напряжения. Пока оно не вспыхнуло нестерпимо ярким белым пламенем, обжегшим мои глаза…

Когда я снова обрел способность глядеть, зеркало потемнело. Я был разбит усталостью и, свалившись на кровать, мгновенно заснул…

* * *

Ле Генн назвал мне имя злого мага – то, которое он носил перед французскими властями. По бумагам ему было 80 лет; он оказался русским, бывшим сановником. Впрочем, с его истинной сущностью всё это не имело ничего общего…

В хорошей квартире на авеню дю Мэн консьержка нашла на полу только большую кучу пепла; однако ни деревянная мебель, ни занавески не пострадали; в лампе на столе, когда она проникла в комнату, еще догорало последнее масло.

Бумаги были конфискованы полицией и перешли для изучения в отдел Ле Генна, в архив; о содержании он подробно никому не рассказывал, ссылаясь на то, что это – служебный секрет.

– Le règlement c’est le règlement[72].

Наваждение

Им помогает черный камень,
Нам – золотой нательный крест…

Н. Гумилев

В это утро инспектор Ле Генн пришел на службу позже обычного, и едва он успел водвориться в своем бюро, как в дверях показалась голова дежурного.

– Вас уже давно ждет дама, господин инспектор.

– Дама? – улыбнулся Ле Генн. – Молодая? Хорошенькая?

– Очень! – восхищенным тоном отозвался полицейский.

– Тогда пригласите ее сейчас же.

Ле Генн не без любопытства поглядывал на вход, перекладывая для виду перед собой какие-то бумаги. Через минуту на пороге остановилась высокая смуглая девушка с курчавыми волосами и полными красными губами, застенчиво вертя в руках кожаную сумочку. С широкой улыбкой инспектор вскочил из-за стола и крепко пожал посетительнице руку.

– Мисс Арабелла! Я ужасно рад вас видеть. Каким чудом вы вспомнили обо мне? Садитесь, ради Бога. Расскажите, как поживаете, как идут ваши занятия?

– Благодарю вас, неплохо. Я окончила курс и готовлюсь защищать диссертацию. Да вот, у меня кажется еще есть приглашения.

Порывшись в сумочке, девушка вытащила оттуда небольшой печатный листок и протянула Ле Генну.

Тот прочел краткое оповещение, что 25 сентября в Сорбонне состоится защита диссертации Арабеллой Дюпюи на тему «Влияние французской культуры на юге Соединенных Штатов, начиная с 17-го века по наши дни».

Тщательно сложив приглашение, инспектор спрятал его в бумажник.

– Я непременно приду, – сказал он. – Сюжет, действительно, очень интересный. Меня глубоко трогает, мадемуазель, что вы подумали обо мне; будьте уверены, что я не упущу случая вас послушать.

Арабелла смущенно опустила глаза.

– По правде говоря, у меня есть к вам другое дело, инспектор.

– Вот как! – с подчеркнутым разочарованием протянул Ле Генн. – А я-то вообразил себе, что вы просто так вспомнили о моем существовании. Ну, всё равно, расскажите, что вас тревожит, и будьте уверены, что я для вас сделаю всё, что могу… и немного больше.

Хорошенькое личико мулатки (или она была квартеронкой? – Ле Генн, никогда не живший в Америке, не мог решить этого вопроса) еще больше залилось румянцем. Видно было, что она растерялась, и не знает, как лучше начать.

– Видите ли, у меня есть один поклонник…

– Один? – усмехнулся Ле Генн той задорной мальчишеской улыбкой, которая редко озаряла его лицо, и которая придавала ему внезапно неотразимую обаятельность. – Я уверен, что их у вас не меньше дюжины!

Арабелла Дюпюи попыталась удержать ответную улыбку, но это ей не удалось, и через мгновение она звонко рассмеялась.

– Может быть, но только один вызывает затруднения.

Она видела, что инспектор теперь весь превратился в слух и следит за ее словами с профессиональным вниманием; с другой стороны, всё ее смущение растаяло как дым перед этим молодым человеком, который, она чувствовала, относится к ней с искренней симпатией.

– Ведь вы не будете смеяться надо мной? – всё же спросила она на всякий случай, не без кокетства.