Два писателя, или Ключи от чердака

— Я тоже этого не ждал, я, дурак, писал другую пьесу, об одиночестве! Честное слово, я вообще не уверен, что имею к этому отношение, да я уж смирился с этим. А Виктюк… Говорят, Виктюк поставит хоть ресторанное меню. И всюду бешеный успех, и в Америке, и в Италии: девочки с цветами на сцену рвутся, Фрэд Меркьюри, Маковецкий на качелях… Ну, скажите мне, чему зрители радуются?

— Коля, может, мы перейдем на «ты»?

Моя подруга была с ним на «ты». Только что за программу о Коляде Фаинка получила Гран–при на фестивале в Сочи. Я узнала об этом от посторонних и удивлялась, почему «звезда на помойке» так скромничает, — я бы на ее месте раструбила всему свету.

— Да я вообще ничего не делала, просто поставила камеру! — оправдывалась Фаинка. — Напросилась летом к нему на дачу, и он читал куски из новой пьесы — по Гоголю: Пульхерия Ивановна, Афанасий Иванович… Вокруг курочки ходят, прямо по дому, тут же кошки и коврики — и на стенах, и на полу. Он сказал, что писал эту пьесу о своих родителях. Это совершенно гениально!.. И сам Коля, такой маленький гоголевский человечек. Тыкву мне хотел подарить — я серьезно, серьезно! Ну, куда мне целую тыкву?

Пожалуй, только Чмутову наша звезда не примеряла гоголевскую шинель. В другом Фаинка вряд ли повторится, но почти каждому ее герою уготована роль маленького человечка: бедолага–библиофил, чудак–художник, драматург–огородник.

Я вдруг понимаю, как невпопад хвалю спектакль, где человек уходит с балкона, уходит навсегда, а мы и поплакать не успеваем: финал — это сон, где все живы и счастливы.

— Чему зрители радуются? Коля, ты же сам знаешь: качели, музыка, красивый мальчик, ну очень красивый мальчик! Хочется аплодировать, улыбаться. Кому хочется думать о смерти, о гомофобии…

— Но, Ирина, это не шутка. Я знал нескольких человек, которые покончили с собой из–за этого.

Я демонстрирую широту взглядов. В меня, например, была влюблена одна студентка. Коля передергивает плечами:

— Какой ужас… Впрочем… — он усмехается, испытующе на меня смотрит: — Ирина, это совсем неудивительно: ты такая привлекательная! Даже Чмутов в тебя влюбился.

— Нет, этого не было. Скорее, уж я в него.

Чмутов взял слово, сел на приступочку, поджал ноги… Выдержал паузу. Лариса сказала мне еще у входа:

— Игорь меня беспокоит. Он так нервничает сегодня… Он уже пьян.

Прошел год с той пейзажной выставки, где Чмутов поразил меня речью. Сейчас он выглядел, как осклизлый гриб, и вяло импровизировал на тему фамилии Горинский. Он сравнивал ее с другими фамилиями — чиновников, политиков, депутатов, он очень старался не назвать Леню поэтом.

— Я его боюсь, — поморщился Коляда.

Я принялась рассказывать, как только что пьяный Чмутов бегал за тетей Натой по галерее, как мучил ее плохим немецким и разговорами о мухоморах.

— Это о нем мы с Гордеевой пишем пьесу.

— Ирина, дописывай поскорее. Я обязательно прочитаю, я люблю читать пьесы.

— А повесть?

— «Драповые шторы»?

— Шорты!

— Ирина, ну что ты ждешь? Отзыва? Да это спокойней, когда отзывов нет. Когда критики ругают, знаешь как больно?! Тебе нравится, как мы текст напечатали? Все в порядке? Вот и хорошо. Послезавтра презентация номера, Капорейко тебе не дал пригласительный?.. А что он дал, «Календарь садовода?» Вот, держи… — Коля достает приглашение.

Пачку со своими журналами я оставила в гардеробе и уже вывихнула голеностопы, бегая на парадных каблуках. Я распространяла из–под полы свое творчество. Несколько штук подписала заранее, несколько человек пригласила специально для себя. Чмутову вручила журнал с автографом, который сочиняла особо тщательно:

Тов — Чму–тов’у —

музу и акушеру,

от автора женской прозы в день выхода мужских стихов.

Он поклонился, сверкнув очами, прокомментировал по–английски:

— Слегка перетружено, — и направился к подносу с вином.

Ко мне подошла тетя Ната.

— Дружочек, ну ты мне и удружила! У этого молодого человека дурной глаз. Я спросила, как он думает, почему природа так нерасчетливо распорядилась красотой, почему эти нарядные грибы так ядовиты, а он воззрился на меня своими… своими шарами, да? — тетя Ната смущенно улыбается. — Но ja, извини, ведь иначе не скажешь, как еще можно назвать такие глаза? Он старался меня околдовать.

— Наверное, он хотел, чтоб вы заметили: и в его случае природа распорядилась нерасчетливо.

— Ах, so? Не думаю. Он такой… неухоженный, по–моему, даже пьяный! И эта грязная энергия… Ведь красота всегда привлекательна, не правда ли? Но ja… Я твердо сказала: «Не надо на меня так смотреть. Вам никаким образом не удастся на меня подействовать». И ты знаешь, он мгновенно успокоился. А эта приятная женщина с ним?.. Не может быть! Почему же она за ним не следит? Они явно не пара.

Я вдруг вижу, что тетя Ната с Ларисой похожи… могли бы быть похожи…

Я не знала, должна ли чувствовать себя хозяйкой бала. Пришлось улыбаться чужим и обделять вниманием своих близких. Я и словом не перекинулась с мамой и Машей, Марину с Фаиной видела издали, а Андрей, пробегая мимо, пробормотал: