Я вдруг перестала стесняться высоколобых мэнээсов, увидев, что это просто мальчишки, которые боятся не достичь величия своих шефов: прошло и десять, и двадцать лет после полета Гагарина, а советский человек так и не высадился на Луне. Пока я нянчила Машу, в отделе появились две девушки, Кира и Ольга, обе влюбленные в одного, хотя могли бы влюбиться в разных — Глеба и Павла, братьев–близнецов с папой членкором и мамой доцентом, высоких, ладных, русоволосых, мастеров парусного спорта и кандидатов наук — но Павел работал в другом институте. Мы считали, что наш Глеб
— Это плохо, — шкипер краснел сквозь загар. — Артистическая натура. Хуже только одиннадцать.
Меня смешила его серьезность.
— Что может быть хуже?
— Гомосексуализм…
— Вот те на! — фыркнула Ольга. — Ты откуда слова такие знаешь?
Я догадалась:
— Мальчик окончил английскую школу.
И заметила, что он сидит, как лорд. Как школьник с плаката. Нет, как фигура на носу корабля, а я‑то видела у этой фигуры другие проекции… Кое–что, кроме фаса и профиля…
— Что ты видела?! — девчонки боялись попасть впросак: наш мехмат был целомудренным факультетом.
— Она видела мой голый зад! — Глеб стал малиновым, но отчаянно улыбался. У него были ослепительно белые зубы.
— И мой тоже, — откликнулся из–за шкафа наш единственный эсэнэс.
— Где??
В те времена было немного мест, где женщина могла увидеть два мужских голых зада. Мы ездили в Юрмалу на конференцию по биомеханике. Устроили пикничок на побережье: я, шеф, эсэнэс и шкипер. Шумели сосны, мы пили пиво с копченой рыбой, кричали чайки, припекало солнышко. Пляж был почти пуст, но кто–то с визгом забегал в воду, а вдали, на косе, разгуливал обнаженный брюнет, — не веря своим глазам, я долго вглядывалась в детали… Было 22 апреля, день рождения Ленина, кто бы взял в это время купальник и плавки? Шеф принял решение: купаемся. Ребята ушли первыми, я отвернулась, но шеф позвал: «Ирина!! Ирина!!!», и я увидела феерическое зрелище. Они бежали, как два двуногих кентавра, очень прямо держа спину и голову и старательно поднимая колени. Ледяной воды было по щиколотку, сверкали брызги, слепил солнечный свет, два сильных тела убегали за горизонт, но пали, подрезанные мелководьем, и я отвернулась. «Квадрат скорости, — объяснили мне кандидаты наук, стуча зубами, — сопротивление пропорционально квадрату скорости».
49
…Звук шел по стенам и сквозь пустоту. Всю ночь не просто двигали стулья — собирали коробки. С утра погрузились в такси, на вокзале взяли носильщика, всего семь мест по тридцать копеек, но Гоша дал трешку. Пришли слишком рано, состав был не подан. Гоша беспокоился, на том ли поезд пути.
— Не сомневайся, — успокаивал носильщик. — Объявят другой путь, так прибегу, подмогну. Ты парень хороший и заплатил хорошо, я доволен.
Мила отошла к табло. Пришли Ганины, и как–то прошло время. Расцеловались. Тронулся поезд. Славка, дурачась, рванулся вслед:
— Как же так?! Ну как же так?! — он цеплялся рукой за столб, делал вид, что столб не пускает, с трудом отрывался, бежал до следующего столба. — Ну как же так…
Теперь меня точно никто не ждал. Я купила мороженое. Оно таяло, появлялась забота…
50
Я помню с детства это ощущение завала: по английскому текст из «Moscow news», по географии доклад, по музлитературе учебник законспектировать. В газетном тексте понятны лишь предлоги, но появляется папа: «Давай, что там у тебя?» — и переводит быстро, без словаря, просто догадывается, и подбирает материал к докладу, и карандашом черкает биографию Мусоргского: «Это важно, а это вода, ерунда…» Я сижу рядом, нервно хихикаю, не веря, что все так просто, действительно просто?! И я так смогу?
Сколько же сил порой тратили