Два побега(Из воспоминаний анархиста 1906-9 гг.)

Положение наше тем временем вполне выяснилось. Меня и Бабешко уже вызывали несколько раз на допрос к судебному следователю по делу об убийстве Василенко. Дело это, оказывается, было передано в военно-окружной суд, и нас каждый месяц или даже каждую неделю могли отправить в Екатеринослав на этот суд. Приговор военно-полевого суда был приостановлен потому, что произошла юридическая ошибка: в городе Александровске военное положение было снято за несколько дней до убийства Василенко. Оно было заменено положением усиленной охраны, при котором военно-полевой суд не мог уже работать. Нас отдали военно-полевому суду вгорячах, а может быть, в расчете губернатора на то, что дело пройдет незамеченным и никому в голову не придет беспокоиться по поводу такой незначительной формальной ошибки, как отдача военно-полевому суду вместо военно-окружного. В центре, однако, эту ошибку заметили и приказали «исправить». Но, конечно, это исправление могло касаться лишь формы суда, а не существа приговора. Военно-окружной суд нам также вынес бы смертный приговор, а не что-либо иное. В этом мы не имели ни малейшего сомнения. Поэтому мы и решили оставшийся в нашем распоряжении неопределенно короткий срок времени, пока мы в Александровске, использовать во что бы то ни стало для побега. А удача этого побега нам представлялась очень и очень вероятной. Сбить 8 человек надзирателей, вооруженных револьверами старой системы и не ожидающих нападения, представлялось нам делом вполне осуществимым, а это прокладывало дорогу к воле. В короткой записке мы известили Николая и Тараса о том, что наметился новый путь побега, план которого будет передан им через пару дней.

В следующей записке мы подробно описали им обстановку намеченного нами побега, высказали свое убеждение в полной осуществимости его. — С вашей стороны — писали мы им — нужно не более четырех человек, ибо мы также будем действовать и надеемся привлечь себе на помощь несколько человек уголовных каторжан. Других путей здесь нет и не предвидится. Действовать же надо немедленно. — Записка вышла довольно объемистая. Ее рискованно было заложить в корзину, как мы это делали ранее. Мы, поэтому, сочли единственно возможным выбросить ее из окна камеры, за тюремную стену, где ее должен был поднять кто-либо из наших. Пришла сестра Бабешко с одним совсем молодым человеком, лет 16-ти. Они долго крутились на расстоянии от тюрьмы, сообщая знаками, что бросать пока нельзя, так как недалеко находится часовой. Прошло таким образом часа два-три. Наконец, они подали знак, что можно, и стали медленно приближаться к тюрьме, не спуская с нашего окна глаз.

Выбросить записку взялся Бабешко. Это, собственно, была не записка, а ряд записок, которые, будучи закатаны в черное хлебное месиво, образовали шар с яблоко величиной. До этого мы с Бабешко практиковались выбрасыванием скатанных кусочков хлеба за стену. Дело было не совсем легкое. Стена отстояла от корпуса тюрьмы все-таки на значительном расстоянии. Нужно было высунуть через решетку окна руку по самое плечо, хорошенько изловчиться и с силой бросить предмет. Тогда он благополучно перелетит через стену. Василий взобрался на окно, просунул наружу руку с запиской и начал ею размахивать, стараясь как можно сильнее отбросить. Раза два он готов был бросить, но в нерешительности останавливался. Затем он слез и передал наше послание мне, говоря, что у него дрожит рука. Я также несколько волновался, но все же решил бросить послание сам, а не доверять это дело кому-либо из сокамерников, среди которых были специалисты по выбрасыванию, но которые могли намеренно так бросить, что послание оказалось бы во дворе тюрьмы. А это повлекло бы к раскрытию всего нашего дела, к закованию нас в кандалы и отправке в Екатеринослав. Я влез на окно, просунул руку, размахнулся ею несколько раз и с силою бросил шар. К ужасу моему, я почувствовал, как в момент бросания у меня дрогнула рука, и потому шар полетел не с той силой, с какой я мог бы его бросить. И действительно, шар не перелетел стену, а упал на ее жестяную крышу. Крыша эта — шириною в аршин — имела легкий наклон во внутрь тюремного двора и наклон наружу. Вся камера, следившая за полетом шара, замерла, когда он упал на крышу стены. Но ударившись о нее, шар подскочил и перекатился на внешнюю сторону тюрьмы. Мы видели, как молодой товарищ, перепрыгнув канаву, направился подымать его. Через минуту он и сестра Бабешко быстро удалялись и уже на большом расстоянии показали нам знаком, что все благополучно.

Через несколько дней мы получили передачу, в которой нашли записочку от Николая следующего содержания: — «Всеми нами план ваш одобрен и принят. Если в церкви — значит с нами бог. Не мешало бы вам в этом случае первым заглянуть в затылок архангелам. Николай».