Два ракурса времени в истории Ричарда III

Прибыв в Линкольн в начале октября, 1483 года, Ричард узнал, что мятежники подняли против него войска.

Роль оратора Бекингему уже прискучила, и он решил поиграть в полководцы. Войдя во вкус этого нового для него предназначения, он призвал под свои знамёна всю, недовольную воцарением Ричарда, оппозицию. На его призыв тут же откликнулись и со всех сторон потянулись к нему и уцелевшие после разгрома путча, опальные Вудвиллы, и дожидавшиеся своего часа, реваншисты — ланкастерцы, прибывшие из Франции вместе с новым кандидатом на престол, графом Ричмондом, Генрихом Тюдором — марионеткой покойного короля, Людовика XI, — основателем будущей, «бастардной» династии Тюдоров, не имеющей прав на оставшиеся во Франции наследные земли Плантагенетов.

Таким образом, в этой кампании Ричарду пришлось противостоять не одному только герцогу Бекингему с его многочисленным войском, но и его зарубежным союзникам, прибывшим в Англию на французских судах, с французской е армией на борту. Бекингем был только отвлекающей фигурой в этом спектакле, — затравкой перед настоящим боем — лёгким ветерком перед бурей. Настоящий шторм был впереди.

Понимая, что предстоит ожесточённое противоборство, Ричард III решил апеллировать к национальному самосознанию своих поданных. 15 октября он выпустил прокламацию, в которой объявил Бекингема предателем и призвал народ объединиться в борьбе против него и его иноземных сподвижников.

Одновременно с этим Ричард применил эффективный способ МИРНОГО подавления восстания. Текстом той же прокламации он запретил вредить тем наследникам заговорщиков или родственникам повстанцев, которые останутся верными королю (по принципу «дети за отцов не отвечают») Наносить им моральный или материальный ущерб категорически запрещалось. В результате этой мудрой и дальновидной политики Ричард приобрёл огромное количество сторонников из числа вынужденных последователей заговорщиков, тогда как ангажированные захватчиками «бунтари» потеряли поддержку в лице своих соотечественников, родственников и друзей, оказались в изоляции, и их одного за другим начали сдавать властям. Восстание резко пошло на убыль.

Народ, воодушевлённый возможностью послужить новому королю, объединился для борьбы с саботажниками. Заговорщикам удалось поднять только немногочисленные группы в периферийных городах — Гилдфорде, Солсбери, Мейдстоуне, Ньюбери, Уилтшире, Эксетере и Рочестере, в остальных районах столкнулись с яростным сопротивлением ополченцев: англичане не желали признавать над собой владычества французского ставленника, Генриха Тюдора, сопротивлялись и возвращению ненавистного им семейства Вудвиллов.

А кроме того, прославившись своими добрыми делами и щедрой помощью, Ричард завоевал такую огромную популярность, что люди просто не желали для себя лучшего правителя, чем он. Так что и заговорщики со своими байками про убийство маленьких принцев оказались в очень невыгодном положении: их уже не слушали, а травили и гнали отовсюду. Или сдавали властям.

Та же участь ожидала и самого Бекингема. Восстание превратилось для него в череду неурядиц, чуть только он принялся им руководить. Новобранцы, которых он взял из принадлежащих ему областей, прослышав о прокламации, разбежались по своим городам, оставив с ним небольшое число контрактников. Но и их Бекингем потерял во время своего марша по Уэльсу, столкнувшись с численно превышающими его силами ополченцев.

А тут ещё и погода некстати испортилась: сильнейшая буря, с тех пор известная, как «Шторм Бекингема», обрушилась на него мощным фронтом, размыла дороги, мосты и поля. И именно тогда, когда Бекингем решил отойти от руководства восстанием и бежать во Францию.

Выйти в море в такую погоду было практически невозможно. Бекингем рискнул и проиграл: ветер пригнал его корабли к английскому берегу. И не просто пригнал, а обрушил на скалы, — расколотил их, как ореховые скорлупки, сбросив в пучину остатки флота и армии Бекингема. К нему самому непогода была более благосклонна — его вынесло на песочек.

В тот же день Бекингем лишился и своего «идейного руководителя»: «поднялся противный ветер» (как об этом писал Филипп де Коммин), и Джона Мортона «сдуло» (в буквальном смысле этого слова) — унесло порывом ветра во Францию. Каким — то чудом Мортону удалось попасть на корабль, который, переждав в укромной гавани непогоду, благополучно доставил его на континент. (А через три месяца Мортон появился на собрании Генеральных Штатов со «свежими пакетом» английских новостей и леденящим душу рассказом о зверском убийстве маленьких принцев, совершённом их жестоким дядей, королём Англии, Ричардом III, каковые сведения тут же и были зачитаны канцлером Гильомом де Рошфором и разнесены по всем городам Франции, от коих распространились и по европейским дворам).