Два ракурса времени в истории Ричарда III

— Ну, тогда будьте тем, кто управляет, а не наоборот.

— Но ведь всем управляет король… — попытался возразить Бекингем.

— Это только в теории, а на деле мы устроим иначе.

(Типичное заблуждение «кингмейкеров» всех времён и народов, — ожидать благодарности от своего ставленника и считать, что им можно легко управлять. Подойти этак, грозно нахмурив брови, и сказать: «Я тебя на трон посадил, я тебя и сниму!», рассчитывая, что он тут же задрожит, как лист осиновый, задёргает ножками — ручками, как марионетка, и будет подписывать угодные кингмейкеру указы. Спустя годы Джон Мортон узнает, что с Генрихом Тюдором (СЛЭ [105]) всё будет обстоять с точностью до наоборот.)

И именно потому, что Тюдор прекрасно понимал, зачем его посадили на трон, он всю свою, так называемую, «группу поддержки» почти сразу же поставит на место. Зарвавшихся своих «кингмейкеров» всех поочерёдно казнит, а остальным окажет неоценимую услугу уже тем, что оставит в живых. Из всех «кингмейкеров» только непосредственные агенты Людовика, — епископ Джон Мортон и лорд Томас Стэнли пойдут на повышение. И то, лишь при условии полнейшего невмешательства в дела Генриха [106].

Лорд Томас Стэнли как сподвижник и отчим Генриха Тюдора получит титул 1-го графа Дерби и номинальный сан «короля острова Мэн».

Как РЕШИТЕЛЬНЫЙ -ЭКСТРАВЕРТ — НЕГАТИВИСТ- ДЕКЛАТИМ, не желающий беспредельно растрачивать свои ресурсы (и оставаться перед многими в неоплатном долгу), Генрих со своими «кингмейкерами» будет разбираться, следуя бета — инволюционному принципу: «Не хочешь зла, не делай добра [107]». Исходя из обычных практических соображений: начнёшь одаривать одних, другие позавидуют и вместо друзей наживёшь себе новых врагов, — лучше не одаривать никого. Поэтому он просто аннулирует свой моральный долг перед ними, а всех недовольных отправит на эшафот. (И будет утешать себя тем, что покарал предателей предыдущего короля, которых возле себя оставлять тоже небезопасно: предавший однажды, предаст и в другой раз.) Исключение он сделает только для своего отчима — «предателя со стажем», Томаса Стэнли. И то, только потому, что тот будет сидеть тише воды, ниже травы. А сводного дядю своего, лорда Уильяма Стэнли (ЛИИ), Генрих не пощадит: когда тот попытается отстоять свои взгляды, Генрих отправит его на эшафот. Не теряя надежды пробудить в Генрихе сострадание, Уильям Стэнли напомнит ему о своём прежнем сподвижничестве — об услуге, которую оказал, предавая короля Ричарда III на Босвортском поле. На что Тюдор ему скажет то, что и должен услышать предатель: «Если я тебя помилую, мои подданные сочтут меня безумцем».

Генрих понимал, что только тиранией он сможет избавиться от диктата своих «кингмейкеров». И он знал это ещё задолго до того, как они его посадили на трон. Он это знал уже с тех самых пор, как его назначили претендентом. И он знал, кого будет убивать и за что. Знал также и то, почему именно его, худородного, решили возвести на престол. Он всех своих «благодетелей» подразделял на «пешек» и «королей». Король Людовик XI — давний его благодетель к тому времени уже умер, остались «пешки» и пара «офицеров» — Мортон и Томас Стэнли — их он возвеличит. А с «пешками» у него будет разговор короткий. Они ожидали от него награды за предательство королю Ричарду, а он их за те же предательства и покарает, — как преступник, который убирает сообщников, не желая делиться с ними награбленным. Повод для обвинения у Генриха находился любой — признак СУБЪЕКТИВИЗМА [108] ему в этом очень способствовал. А кроме того, его узурпация была преступной сделкой между ними (его "кингмейкерами")и королём Людовиком, затеявшим эту игру, в которой ему, Генриху Тюдору, была отведена роль палача и политической марионетки. Генрих об этом знал и с этим не спорил: понятно же, что «худородному заморышу», постороннему и малоизвестному человеку, «просто так», «ни за что ни про что», две трети королевской казны не отваливают. Во всём этом был определённый, политический расчёт. Поэтому, задолго до того, как Генрих Тюдор взошёл на престол, он уже знал, зачем и для чего ему, последнему из бастардов, навязывают корону. И уже тогда решил, что став королём, будет мстить им, своим кингмейкерам, и жестоко тиранить их за любую попытку навязать ему свою волю.

Генрих стеснялся того, что оказался бастардом, причём — худшим из худших, — дальним родственником незаконнорожденной ветви безумных французских королей. И очень боялся, что если он в чём — нибудь поступит неразумно, его тут же сочтут безумцем и скажут про него: «Это в нём кровь безумных правителей даёт о себе знать»

В народе его побаивались, считали потерявшим рассудок тираном, но и сместить не могли — слишком уж крепко сидел он на троне, в окружении «офицеров» и «пешек», был слишком жесток и скор на расправу.

40. Крутой вираж Бекингема