Два рейда

Ну а дальше пошло, как у всех: бои, отступления… Шесть раз выходили из окружения. Последний раз с генералом Болдиным прорвались и двинулись на Лепель. Наша группа прикрывала отход через шоссе Докшица—Долгиново. Главные силы прошли, а нас, человек семьдесят, опять отрезали… Пошли на восток. По пути одни гибли, другие отставали. Когда осталось пятнадцать человек, я стал старшим. Встретили старшего политрука Громова. От него узнали о призыве партии— развертывать партизанские действия. «На восток нам не пробиться. Будем партизанить», — сказал Громов. С ним согласились.

— Выходит, ты у нас самый старый партизан, — вставил Журов, бывший пограничник. Ему самому пришлось испытать плен, побег, скитания по тылам врага.

— Не получилось у нас партизанского отряда, — с досадой сказал Леня. — Не имели мы тогда никакого представления, что можно сделать в тылу врага, да и «командующий» попался неважнецкий. Сам с пятью бойцами расположился в деревне недалеко от Лепеля, а мы жили в лесу и сторожили старшого. Как-никак — командир. Наступили холода. Сидим в лесу, клацаем зубами, а наш командир в деревне стратегические планы разрабатывает. Встретили как-то капитана Архипова— начальника штаба отряда Бати. Хотели уйти с ним, но политрук не разрешил. «Мы будем самостоятельным отрядом», — сказал он. Самостоятельным так самостоятельным. Начальству виднее, как говорится, оно газеты читает и радио слушает. А в деревне и на самом деле было радио. Там и черпал политрук вести с фронта… Дальше случилось то, что при нашей беспечности должно было случиться.

Леня, помолчал, тяжело вздохнул, видимо, припоминая подробности пережитого, и снова заговорил:

— Было страшно холодно. Костры не разводили, опасались гитлеровцев. В ночь на 10 ноября, точно помню, такое не забывается, мы забрались в шалаш и зарылись в солому. Ночью к шалашу подошло человек двадцать в красноармейской форме и с оружием. Сказали, что от политрука, и назвали пароль. Мы обрадовались пополнению, развесили уши и… влипли.

Видим, наш политрук связан и с кляпом во рту… Так я впервые повстречался с полицаями.

— Досиделся ваш «командующий, — с досадой заметил Гапоненко.

— Вот именно. Привели нас в хату. До утра допрашивали, били. В моей голове тогда никак не укладывалось: русский, белорус, украинец и вдруг — предатель!

— Надеюсь, теперь у тебя укладывается? — с иронией спросил Журов.

— Откровенно говоря, не совсем, — признался Прутковский. — Предателям, видно, надоело с нами возиться. Оставили одного охранять пятерых связанных, а сами пошли по деревне. Наверное, решили пополнить запасы самогонки. Сижу, опершись спиной о стенку, и думаю: «Неужели конец? Так скоро? Нет, сдаваться рано. Надо попытать счастья».

Кисти рук, перетянутые веревкой, онемели. Начал шевелить руками — чувствую, веревка подается. Поднатужился. Веревка еще больше ослабла. Попробовал вытащить одну руку из петли — удалось. Освободился от веревки, но руки продолжаю держать за спиной. Думаю. Один план сменяется другим. «Вдруг неудача? Тогда смерть». Гляжу на остальных, сидят, понурив головы. Наверное, тоже думают. И тут я решился. Улучив момент, когда полицай отвернулся, я вскочил на ноги, в один прыжок оказался рядом с предателем, левой рукой зажал ему рот, а правой схватил на столе вилку и со всей силы вогнал в его затылок. Полицай заревел, как бык. Я выхватил у него винтовку и прикладом добил, как бешеную собаку. Ребята повскакали на ноги, принялись зубами развязывать друг другу руки. У двоих товарищей я перерезал веревки кухонным ножом, которым полицаи резали сало.

Все произошло так быстро, что хозяева опомнились и подняли гвалт, когда мы были уже на улице. Полицаи спохватились и открыли пальбу. Я подал команду, и братва разбежалась в разные стороны: не всем, так хоть кому-нибудь удастся спастись…

— Ну а дальше? — не утерпел Павлик Лучинский.

— Собрались в лесу. Неделю ходили, искали Линькова. Не нашли и подались на восток. А там что ни деревня, то каратели. На Смоленск не прошли. Повернули на юг. На полпути из Орши в Кричев, под Дрибиным, встретили таких же, как мы. Не приняли нас. Видите ли, моя винтовка могла их выдать. Они решили пробираться без оружия. Ну уж, подумал я, оружие не брошу. Пошли дальше. Мои спутники зашли в село, чтобы раздобыть хлеба. Напоролись на засаду и погибли.

Пришлось путешествовать одному. Вот когда я понял, что такое одиночество! Страшно вспоминать… Шел перелесками вдоль реки Прони. Возле Чаусов встретился с группой вооруженных красноармейцев. Старшим у них был лейтенант Семенов. Остался с ними.

— В Чаусах наш полк получил боевое крещение, — вспомнил я.

— А мне там пришлось попартизанить. Жаль только, мало. Организовали несколько засад и нападений на полицию. Ухлопали пропойского коменданта. Но и нам досталось. Многих тогда потеряли. Погиб храбрый командир — лейтенант Семенов. Я даже не знаю его имени… Ну а потом снова пошли искать партизан…