Два рейда

По наледи перебрались через Десну. На хуторе Млыны Черниговской области встретили Леонида Уткина. От него впервые услыхали о Ковпаке. На след ковпаковцев напали в деревне Юрьево Путивльского района. Связались с лесником Замулой. После узнали, что у него был своего рода сборный пункт партизан. Он-то и указал, где искать Ковпака. В Новой Слободе встретились с группой Карпенко. Но у меня, как на зло, открылась рана. Товарищи ушли, а мне пришлось задержаться в Слободе. И лишь через полтора месяца за мной приехал Леня Уткин и увез в отряд…

Рассказ как рассказ. Казалось, что в нем особенного? Мне пришлось выслушать десятки подобных историй. Но каждая из них по-своему заставляет волноваться, переживать, размышлять. Что ни человек, то судьба.

Вот со мной рядом едет Павлик Лучинский. Невысокий, скромный паренек, родом из Онеги. Я любил этого тихого, безотказного разведчика. Не помню случая, когда бы Павлик пожаловался на усталость. Глядишь на него — еле держится на ногах, а как только услышит, что надо идти в разведку, сразу же приободрится, спокойно скажет: «Я готов!»

Лучинский по своему характеру был парнем компанейским, но иногда он становился замкнутым, и тогда трудно было добиться от него хоть одного слова. Это тревожило товарищей. Как-то, выбрав удобный момент, я осторожно спросил Павлика:

— Скажи откровенно, что с тобой происходит? Может, устал?

— Ребенок из головы не выходит, — ответил задумчиво разведчик.

И Лучинский рассказал случай, который заставил содрогнуться видавших виды разведчиков.

…Группа красноармейцев оказалась в тылу врага. После смерти лейтенанта командиром стал сержант Лучинский. Лесными тропами пробирались к своим. Дороги забиты фашистами. В селах полицаи. Мучил голод. Как-то подошли к лесной деревушке в надежде запастись хлебом. Но там зверствовали каратели. Хаты пылали. Гитлеровцы сгоняли к пожарищам жителей и косили их из автоматов. До красноармейцев доносились душераздирающие крики обреченных. Но чем могли помочь четыре изнуренных бойца? Когда же увидели как один из палачей нанизал на штык ребенка и бросил его в огонь, красноармейцы не выдержали, и не сговариваясь, открыли огонь. Немцы всполошились, залегли. Однако скоро поняли, что перед ними всего несколько человек, бросились к лесу. Лучинский и его товарищи, отстреливаясь, отошли в глубь леса. А тем временем, пока каратели гонялись за группкой отважных бойцов, часть жителей успела спастись от смерти.

— То, что увидел в деревне, на всю жизнь оставило зарубку на моем сердце. Я часто задаю себе вопрос: каким же нужно быть зверем, чтобы так поступить? — сказал в заключение Павлик.

Долго молчали разведчики, потрясенные услышанным. На их сосредоточенных лицах угадывалась решимость мстить жестокому врагу…

— А как ты оказался в тылу врага? — нарушил затянувшееся молчание Журов.

— Под Минском наш взвод прикрывал отход полка на новый рубеж. Задача была не из легких. Наступало много немцев, с танками. Мы поклялись умереть, но приказ выполнить. На всякий случай перед боем попрощались. Командиром взвода был молоденький лейтенант, но мы его любили за смелость. Так вот он обнял каждого из нас, расцеловал, а у самого слезы на глазах. Во взводе были бойцы, которые годились ему в отцы, — рассказывал Лучинский. — Дрались не на жизнь, а на смерть. Многих фашистов уложили. Приказ выполнили, но какой ценой! В живых осталось несколько человек. Под конец боя рядом с моим окопом взорвался снаряд. Что было дальше — не помню… Очнулся в лесу и увидел склонившихся надо мной троих товарищей с потными, закопченными лицами. «Все, конец», — проговорил кто-то из них. «Что все? Какой конец?» — спросил я, еще не понимая, где я и что произошло. Когда я окончательно очухался от контузии, товарищи рассказали, что в живых осталось всего пятеро. Лейтенант приказал забрать меня и начал отводить уцелевших. В последний момент пуля настигла командира взвода… Вот и пришлось нам одним пробираться к фронту. Неизвестно, сколько бы мы проблуждали по лесам, если бы не встретились с ковпаковцами.

…Павлик Лучинский, Леня Прутковский, Леша Журов, сотни и тысячи таких же, как они, честных советских людей отважно сражаются в тылу врага, а дома на них получены похоронные или неопределенное «пропал без вести». Так и хочется крикнуть, чтобы весь мир услышал: «Дорогие! Любимые! Перестаньте плакать! Не верьте похоронкам. Вытрите слезы. Мы живы! Мы обязаны жить, чтобы бить врага. Мы будем жить!»

От этих мыслей даже жарко стало. О чем только не передумаешь за длинный путь! Ведь и обо мне больше года ничего не знали…

Позади остался Западный Буг. Южнее Сокаля мы пересекли железную дорогу Владимир-Волынский—Львов. Скоро Польша! Чем ближе подходили к границе, тем настороженнее становились разведчики. Пугало одно название: государственная граница. Здесь июньским утром сорок первого года наши пограничники приняли на себя первый удар врага.