Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви

Я злюсь на мужа. Он сильнее меня как личность и весомее в семье, поэтому он главный, король лев, и это правильно. Но сила должна заключаться не столько в количестве дел, которые он успеет переделать за день, сколько в чувстве удовлетворенности прожитым днем. Если бы мы по пути на салют, скажем, попали в аварию, то последним моим впечатлением было бы стойкое раздражение и усталость. А я хочу салюта из эмоций, счастья и восторга. Понимаешь, муж?

Когда я была маленькая, меня заставляли доедать. Наливали тарелку борща и говорили: ешь. И я ела, доедала. Потом я выросла и, видимо, в каком-то непережитом протесте теперь всегда оставляю еду на тарелке.

Муж оптимизирует свою жизнь и рикошетом оптимизирует мою, но в процессе оптимизации перемалывается тот факт, что я женщина. Что я по-другому устроена: живу на вдохновении и кураже, а их невозможно оптимизировать.

И если есть настроение ехать к друзьям, то нужно ехать к друзьям и ничего не оптимизировать, потому что оптимизация убивает и кураж, и настроение.

Когда муж был маленький, его тоже заставляли доедать. Наливали суп и говорили: ешь. И он ел, доедал и промакивал хлебушком тарелку. Потом он вырос, и этот навык превратился в паттерн. Он теперь всегда доедает еду, даже если наелся.

Если перенести этот образ на жизнь, то он и живет так. Любое жизненное событие, любое мероприятие съедает до краешка. Образно говоря, он никогда не уйдет ни с одного праздника до торта. Он всегда с мероприятий уходит последним, со всеми пообщавшись, со всеми познакомившись, все перепробовав, выжав из мероприятия максимум эмоций, вычерпав впечатления до донышка и промокнув хлебушком. Иногда, когда очень вкусно, он вылизывает тарелку и мурчит от удовольствия. И это скорее про всю его жизнь, а не про обеды.

Мы собрались на дачу. Я не хотела ехать: там сломан душ, и на кухне совсем старый шкаф с посудой, я каждый раз удивляюсь, как там тетрисом не сложатся все полки вместе с посудой. А на веранде прогнили доски.

Мне сложно отдыхать в таких условиях, я напрягаюсь. Но чтобы что-то исправить, нужно там жить, чинить, менять, латать, и все это в отсутствие комфорта. Мы сели в машину.

— А машина исправна? — Я тяну время, придумываю причины не ехать. — Ты же хотел что-то там починить. Починил?

— Ты что, забыла? Помнишь, мы на шиномонтажку заезжали перед салютом? Там все и починили, — говорит муж.

Значит, поедем. Обратного пути нет. Дети спят в машине. Я думаю о том, насколько слово «нужно» важнее, чем «хочу». Насколько шиномонтажка важнее салюта, а прагматичность важнее куража.

Муж паркуется на участке, а я вхожу в дом. Вижу, что веранда перестелена — новыми досками, надежными и светлыми. Открываю шкаф и вижу внутри абсолютно новые полки.

— О! Ты починил полки? И веранду? — недоверчиво спрашиваю я мужа.

— Да! Помнишь, мы в стройматериалы заехали? Я там все необходимое купил, чего не хватало, и на той неделе перестелил.

— Ух, вот это здорово. Молодец. Кофе будешь?

Я делаю кофе.

— Черт, я молоко забыла.

— А я взял.

С чашкой кофе я выхожу на веранду, сажусь на крыльцо и прислоняюсь головой к дому. Пахнет настоящим деревом и свежескошенной травой: соседи приехали раньше и успели покосить. Я щурюсь от солнца и наблюдаю, как по лужайке носятся наши дети.

— Сейчас кофе попью и тоже покошу, — говорит муж, который сел рядом.

— Какой ты молодец! — искренне говорю я, радуясь, что мне достался такой оптимизатор и продуман.

— А душ? Душ ты видела? Я починил!

— Шутишь? Два года же не могли починить!

Я смотрю на мужа и чувствую салют из эмоций, счастья и восторга.

Сирень

Она со злостью кричала что-то ему в лицо, так отчаянно, так горько, что казалось, речь о чем-то глобальном, непоправимом. Он молчал, слушал, низко опустив голову.

Я выходила из узких дверей магазина, слегка забуксовала коляской в проходе и стала невольным свидетелем чужой трагедии, заключенной в эмоциональный, взрывной диалог. Она, полоснув по мне взглядом, вежливо съехала в громкий шепот, от чего звук ее голоса стал зловещим и почти угрожающим:

— Ты обещал! Ты обещал! Зачем тогда обещал?

Он пытался оправдаться, бормотал что-то про премию, которую не дали, про «обязательно решу, ты потерпи», про «ну что мне, банк ограбить?» Он, молоденький, растерянный, в желтой фирменной рубашке магазина бытовой техники с бейджем «продавец-консультант Сергей» выглядел таким несчастным, будто совершил преступление века. Для него так и было: он не купил девушке, в которую влюблен, то, что обещал. Он ничтожество, не мужик.